Наконец Разумовский оторвался от губ великана и запустил руку между их телами, ощупывая его ширинку.
- Он гей, - спокойно и чётко объявил блондин. Взгляд его сделался стеклянным и устремился вовнутрь. - Есть ещё вопросы?
Народ безмолвствовал. Кто-то из девушек восхищённо пялился на прижатую друг к другу парочку. Кто-то из парней агрессивно сверкал глазами и сжимал кулаки. Но большинство опустило глаза, чувствуя неловкость. Степан сидел в напряженной позе, прижавшись лбом к худому плечу блондина, всё ещё сжимая ладонями его бёдра. Розыгрыш принял неожиданный оборот, и шутка уже никому не казалась такой веселой.
- У меня есть вопрос, - тихо откликнулся Стёпа, поднимая голову и заглядывая в глаза Тони. - Поехали ко мне?
- Поехали, - отмер блондин и соскользнул с его колен.
Их провожали молчанием. Великан обернулся на пороге, чтобы что-то сказать или попрощаться, но лишь пожал плечами, словно извиняясь, и, приобняв своего спутника за плечи, увлёк его в коридор.
Глава 3
На улице Степан попытался поймать попутку, но водители проезжали мимо, окидывая его фигуру недоверчивыми взглядами. Тони скупо улыбнулся и предложил свою помощь. Отчего-то быстро становилось не по себе, хотелось перестать стоять на месте и начать уже куда-нибудь двигаться. Причем желательно быстро и не задумываясь. К тому же, он забыл в общежитии не только сумку, но и куртку, а ночи в середине весны еще холодные. Великан окинул взглядом дрожащую тростинку тельца Разумовского и покачал головой:
- Сейчас вызову такси прямо к общаге и подождём в холле. Пойдём.
Его рука обняла Тони и придавила к массивному боку горячей тяжестью. На ходу, практически волоча подмышкой задумчивого блондина, Стёпа действительно вызвал такси. Им повезло, машину пообещали подать через три минуты. Было решено не заходить в общежитие, а дожидаться на крыльце. Великан так и не выпустил свою добычу, только перехватил поудобнее и обнял ещё и второй рукой, притягивая к себе поближе.
- Зяблик взъерошенный, - прошептал он в висок Тони.
- Тоже мне орнитолог! - фыркнул тот. - Зяблики маленькие... кажется. Я цапля.
- Сказал бы я тебе в рифму... воспитание не позволяет.
- Бля...- протянул блондин. - Вы, сударь, в каком пансионе обучались? Для благородных девиц? Даже неловко как-то! Чувствую себя демоном-искусителем и совратителем несовершеннолетних.
Степан крепче прижал к себе тонкое, но пружинно-сильное тело, зашептал успокаивающе:
- Всё. Слышишь? Уже всё. Закончилось всё. Перестань. Сейчас домой приедем, я тебя чаем горячим напою... с коньяком.
- Я в порядке, - неубедительно пролепетал Тони и поплыл под воздействием Стёпиного голоса, растаял, как мешочек со льдом.
- Конечно, в порядке. Ты сильный, я сразу понял. Только необязательно было представление устраивать. Подошёл бы, поговорили...
- Я... бля, я не знаю. Я весь вечер только тебя и видел. А они... блядь!!!
- Тссссссс... Я тебе знаешь, что сказать хотел?
- Что? - спросил блондин тоном ребенка, который вот-вот расплачется.
- У меня это...
- Ну что?!
- Ну, чего ты орёшь, я, может, стесняюсь!
- Извини, - подобрался Тони. Быстро привёл себя в порядок, сгрёб пьяные мысли в кучу и приготовился выслушать признание Стёпы в сокровенном.
- Эх... ладно! Скажу! Всё равно узнаешь!
Тони очень старался не показать своей растерянности. Не хотелось услышать, что этот умопомрачительный великан уже занят. Хотя, вообще-то кроме одной ночи Разумовский ни на что и не рассчитывал. Не маленький уже, сам всё понимает. Ну что у него там ещё может быть? Только бы не болезнь какая, а то и ночи не будет. Вот же жизнь! Тони уже дурел от желания попасть в эти мощные объятия голым, а тут...
- У меня дома есть малиновое варенье, - очень интимно на ушко прошептал ему Степан.
Разумовский скрипнул зубами и наскоро прикинул, какие части тела этого гада не очень важны в сексе. Обиды обидами, а Тони всё-таки уже настроился, причём, почти весь... От расправы великана спас прибывший за ними водитель такси.
В машине блондин демонстративно молчал и разглядывал в окно притихший город. Он думал. И у него временами получалось. Расклеился он, конечно, зря. И Степан его просто привёл в чувство. Но не отомстить никак нельзя. Вот только его обиженное молчание явно не действует. Нужен план. Нет, не так. Сначала обещанный чай с коньяком. Потом секс. И ещё варенье. А потом план, да. Сожрать, что ли, всю банку этой грёбаной малины из мести? Но тогда точно после секса, а то слипнется же... Тони представил себе картинку поедания варенья с последующими мучениями пыхтящего великана над его слипшейся обожравшейся тушкой. Хохотнул и ткнулся лбом в прохладное стекло. Хмель постепенно отступал, а глупые мысли оставались. Видимо, перешли в хроническую форму.
Стёпа молчал. Хотя мог бы извиниться для приличия и налаживания контакта. Но он молчал, словно не сам по себе, а молчал рядом с Тони, вокруг Тони и о нём, о Тони. Это было просто очевидно. Его тепло ощущалось даже на расстоянии, проникало под кожу, будило кого-то доверчивого и наивного внутри. Может быть того самого четырнадцатилетнего мальчика, который осознал странность своих желаний, и искренне не понимал, что в них плохого. Никогда не понимал. И никогда не поймет. Он мечтал о любви, и несколько раз ему казалось, что он нашёл её. Он верил в свои силы перевернуть мир и заставить принять себя вот таким - не стыдящимся самого себя. А потом мальчик почти исчез. Спрятался внутри и никогда не поднимал головы. До этого вечера, этой ночи, этого человека. Опасный тип, этот великан. Выворачивающий наизнанку одним взглядом. И это если не считать тяжелой артиллерии в виде голоса. Нельзя расслабляться, если хочешь сохранить себя. Поэтому внутреннему мальчику Антоше было сделано ата-та и вынесено устное взыскание за излишнюю сентиментальность, а взрослый Тони переключился на мысли более практичные и существенные - на предвкушение предстоящей ночи. Всё-таки, если отбросить всю мистику и лирику, рядом с этим мужчиной практически било током и выносило мозг на три метра в безветренную погоду. И не о чем тут заморачиваться. Во всяком случае, пока ситуация этого не требует.
Когда прибыли на место, Разумовский был почти трезв и уже решил для себя всё. Это ощущалось даже в его движениях, в них вернулась нагловатая уверенность.
Подъезд был старым, давно не ремонтированным, но чистым. Единственная дверь на весь этаж немного удивила Тони. Степан это заметил и счел нужным пояснить, распахивая её перед гостем:
- У меня тут и жильё и небольшая студия. Очень удобно.
В квартире блондин молча оглядывался по сторонам. Каждая деталь интерьера была необычной. Вроде бы стандартные стеллажи и мебель из какой-нибудь Икеи и иже с ними (здесь могла быть ваша реклама), но каждая деталь выкрашена в свой цвет или покрыта орнаментом. Деревянные части были местами изрезаны узорами. Металлические - покрыты искусственной патиной. Типовые формы были максимально изменены. Стандартная обивка задрапирована разнообразными тканями или попросту перекрашена, покрыта яркими пятнами или рисунком поверх прежнего. Выглядело это гармонично, как переплетение старого и нового, дополнение обыденного необычным. Складывалось впечатление, что здесь живет человек, который всеми силами старается сделать свою жизнь ярче, используя подручный материал. И это жильё совсем не было похоже на своего хозяина, если судить по внешности и небрежности в выборе одежды. Так может не соответствовать внутреннее убранство музыкальной шкатулки какого-нибудь Фаберже, внешней оболочке в виде грубого ящика, сколоченного из добротных неструганных досок, вместо драгоценных пород древесины с инкрустацией. Или как столетнее вино в простом граненом стакане.
Больше всего Тони поразили стеллажи с книгами. Они стояли везде, где для них находился подходящий клочок пространства, и были забиты томами в два-три ряда. Причём, самыми разнообразными изданиями: от философии и математического анализа до любовных романов и детских рассказов.
