Губерман Игорь - Игорь Миронович Губерман

Женщиной славно от века

все, чем прекрасна семья;

женщина — друг человека,

даже когда он свинья.

Мужчина — хам, зануда, деспот,

мучитель, скряга и тупица;

чтоб это стало нам известно,

нам просто следует жениться.

Творец дал женскому лицу

способность перевоплотиться:

сперва мы вводим в дом овцу,

а после терпим от волчицы.

Съев пуды совместной каши

и года отдав борьбе,

всем хорошим в бабах наших

мы обязаны себе.

Не судьбы грядущей тучи,

не трясина будней низких,

нас всего сильнее мучит

недалекость наших близких.

Брожу ли я по уличному шуму,

ем кашу или моюсь по субботам,

я вдумчиво обдумываю думу:

за что меня считают идиотом?

Семья — надежнейшее благо,

ладья в житейское ненастье,

и с ней сравнима только влага,

с которой легче это счастье.

Не брани меня, подруга,

отвлекись от суеты,

все и так едят друг друга,

а меня еще и ты.

Чтобы не дать угаснуть роду,

нам Богом послана жена,

а в баб чужих по ложке меду

вливает хитрый сатана.

Детьми к семье пригвождены,

мы бережем покой супруги:

ничто не стоит слез жены,

кроме объятия подруги.

Мое счастливое лицо

не разболтает ничего;

на пальце я ношу кольцо,

а шеей — чувствую его.

Тому, что в семействе трещина,

всюду одна причина:

в жене пробудилась женщина,

в муже уснул мужчина.

Если днем осенним и ветреным

муж уходит, шаркая бодро,

треугольник зовут равнобедренным,

невзирая на разные бедра.

Был холост — снились одалиски,

вакханки, шлюхи, гейши, киски;

теперь со мной живет жена,

а ночью снится тишина.

Цепям семьи во искупление

Бог даровал совокупление:

а холостые, скинув блузки,

имеют льготу без нагрузки.

Господь жесток. Зеленых неучей,

нас обращает в желтых он,

а стайку нежных тонких девочек —

в толпу сварливых грузных жен.

Когда в семейных шумных сварах

жена бывает не права,

об этом позже в мемуарах

скорбит прозревшая вдова.

Если б не был Создатель наш связан

милосердием, словно веревкой,

Вечный Жид мог быть жутко наказан

сочетанием с Вечной Жидовкой.

Хвалите, бабы, мужиков:

мужик за похвалу

достанет месяц с облак

и пыль сметет в углу.

Где стройность наших женщин?

Годы тают,

и стать у них совсем уже не та;

зато при каждом шаге исполняют

они роскошный танец живота.

Семья — театр, где не случайно

у всех народов и времен

вход облегченный чрезвычайно,

а выход сильно затруднен.

Бойся друга, а не врага —

не враги нам ставят рога.

Наших женщин зря пугает слух

про мужских измен неотвратимость,

очень отвращает нас от шлюх

с ними говорить необходимость.

Век за веком слепые промашки

совершает мужчина, не думая,

что внутри обаятельной пташки

может жить крокодильша

угрюмая.

Разбуженный светом, ожившим　

в окне.　

я вновь натянул одеяло;

я прерванный сон об измене жене

хотел досмотреть до финала.

Вполне владеть своей женой

и управлять своим семейством

куда труднее, чем страной,

хотя и мельче по злодействам.

Прожив уже почти полвека,

тьму перепробовав работ,

я убежден, что человека

достоин лишь любовный пот.

За то люблю я разгильдяев,

блаженных духом, как тюлень,

что нет меж ними негодяев

и делать пакости им лень.

Лишь перед смертью человек

соображает, кончив путь,

что слишком короток наш век,

чтобы спешить куда-нибудь.

Запетыми в юности песнями,

другие не слыша никак,

живет до скончания пенсии

счастливый и бодрый мудак.

Поскольку жизнь, верша полет,

чуть воспарив, — опять в навозе,

всерьез разумен только тот,

кто не избыточно серьезен.

Весьма причудлив мир в конторах

от девяти и до шести;

бывают жопы, из которых