Наблюдать Колю в действии было одно удовольствие… а интеллигентно присесть на подоконник, прихлебывая из начатой бутылки коньяка — другое.
Тёмно-янтарная жидкость провалилась в желудок жарким комом, лаская внутренности мягкими кошачьими лапами тягучего опьянения. Пока я пил, Колин силуэт отделился от вахтёрши, величаво закружился на турникете проходной и исчез в темнеющем чреве бауманской общаги в дымке расфокуса.
-…крейзи, — понесся ему вслед мой неуверенный шепот, — унд эста локо, ман…
Небритый и величавый я топорщился на подоконнике, выдыхая коньячное амбрэ и таращась в Вечность из складок шинели. Вечность оставалась невозмутимой, и меня начало клонить в сон.
- Знакомься! — громкий голос монстра коммуникации выдернул меня из оцепенения. — Гитарист, вокалист и идейный руководитель группы «Понедельник»!
Рядом с Колей стоял невысокий румяный студент уютного сложения в очках, шортах и потасканной майке.
- Максим, — застенчиво улыбнулся он, протягивая руку.
- Именно этого отличного барабанщика мы слышали из твоей кухни, — пояснил мой товарищ, явно гордясь собой. — Договаривайтесь!
- Ээээ, очень приятно, — сконфуженно пробормотал я, ссыпавшись с подоконника, — Ну…нам вот нужен барабанщик… если ты, конечно, не занят и всё такое…
На этом месте я почувствовал себя немного глупо. Вломиться вот так в жизнь чужого человека и требовать от него играть в группе было самонадеянно.
- Я не против, — сказал Макс, — но сразу предупреждаю, я ещё только учусь…
* * *
Команда наша, наконец, нашла барабанщика, а вот «проект Тасис по внедрению института семейной медицины в Российской Федерации», в котором я подвизался переводчиком, отчаянно балансировал на грани провала. Это понимали все, поэтому обстановка в офисе царила напряженно-рабочая.
Матерясь полушепотом, анорексичная секретарша Аня уже четвертый раз за утро переставляла с места на место цветочные горшки на подоконнике и своем столе с намерением добиться абсолютного фэн-шуя. Умудренная годами и статью Эльвира Павловна, «заведущая по финансам и административным вопросам и бухгалтер», пустив прозрачную и невесомую, как паутинка, слюнку из полуоткрытого рта, с глуповато-блаженной улыбкой человека, за которым никто не наблюдает, отписывалась подругам в «аське» по результатам вчерашней совместной пьяночки. Угрюмый водитель Борис монументально почивал на стуле около двери, изредка позволяя себе деликатно всхрапнуть.
В общем, вкалывали лишь я и профессор Иван Васильевич Густопсинников, эксперт по семейной медицине нанятый за большие деньги. Он несколько лет отработал военным хирургом, вследствие чего вид имел строгий и бескомпромиссный. Часто отхлебывая чай из высокой объемной кружки с надписью «Участникам конференции по ранней диагностике половой дисфункции», он безотрывно глядел в тонкий стильный ноутбук Asus. Время от времени его осеняла очередная идея по поводу того, как нашему проекту спасти семейную медицину в России, и взгляд, брошенный поверх винтажных квадратных очков, становился плотоядным и нетерпеливым. Он удовлетворенно хмыкал, и длинные ловкие пальцы хирурга стремительно набивали текст, фиксируя гениальные мысли.
Иван Васильевич был всегда так искренне поглощен рабочим процессом, что на его фоне я чувствовал себя разгильдяем, и ещё ожесточеннее вгрызался в перевод малого расширенного стандарта обязательных навыков врача общей практики.
В общем и целом, я, конечно, не идентифицировал себя с проектом, понимая, что я тут только из-за денег, но к командной работе после Америки я стал относиться ответственно.
- Где Шваль?! — офисная дверь резко распахнулась, с грохотом приложив по интерфейсу дремавшего Бориса, и на пороге появилась красная от ярости и нездорового образа жизни Ловорка. — Она есть отправлять кляуз в Управляющий комитет! Она есть писать, что мы тут никто ничего, кроме неё не делать и проект плохой руководитель! Ви тоже все так думаете?
Лохматая голова на крепкой шее вызывающе торчала из антиэстетичного декольте, а наливные арбузные груди гневно раскачивались под невесомой кофточкой от Prada, словно два стенобитных орудия.
- Господи?! — неуместно выпалила Эльвира Павловна, судорожно хватая воздух ртом, как выброшенная на берег скумбрия.
- Мы так не думаем! — верноподданно вскинулась Аня, с чувством опуская фикус на помятый пластик подоконника.
- Так, только спокойствие! Юнайтед ви стэнд! [3] — тоном психоаналитика молвил Густопсинников.
- Доброе утро, Ловорка, — сказал я.
- Б&%ть! — сказал Борис, потирая ушибленный лоб.
Следующие пятнадцать минут актив отряда в лице профессора Густопсинникова и Ани отпаивал Ловорку кофеем, обвиняя старшего эксперта Сильви Шваль в небеспристрастности и необъективности, и славя руководительский талант самой Ловорки.
- Какая она все-таки низкая, а мы ведь относились к ней, как к коллеге, как к другу! — возмущенно звенел голос Ани.
- Вот вам и говорящая фамилия! Мала херба цита кресцит![4] — поддерживал Густопсинников.
Опоенная кофеем и елеем Ловорка уехала с Борисом «встречаться с заинтересованными сторонами до вечера», а профессор толкнул перед собравшимися краткую, но емкую речь:
- Сейчас судьба проекта, как ни прискорбно, стала зависеть не только от успешной реализации поставленных задач, но и от нечистоплотных интриг, некоторых лиц (здесь он многозначительно посмотрел на запертый уже несколько дней кабинет Сильви Шваль). Да, некоторые факторы находятся вне нашего контроля, но мы можем ответить им, концентрируя усилия на том, что у нас получается лучше всего — нашей работе!
Лица коллег выражали солидарность. Никто не был против того, чтобы концентрировать.
С чувством выполненного долга Иван Васильевич вернулся за свой ноутбук. Аня со вздохом потащила фикус с подоконника, а Эльвира Павловна спешно принялась отвечать на накопившиеся в «аське» тревожные вопросы подруг, по поводу её неожиданного исчезновения с радара.
«Переводить, так уж на совесть», — решил я, проникнувшись речью, и, распечатав на принтере список непонятных медицинских терминов, направился за консультацией к Густопсинникову, так сосредоточенно печатающему что-то за своим столом, что мое появление для него оказалось неожиданным. Почтительно приблизившись со спины к светилу российской семейной медицины, я бросил взгляд на экран его ноутбука и окаменел: в окне видео-чата две полуобнаженные азиатки страстно извивались перед камерой в номере далекого заморского отеля.
«Show me more! I want to see your «whoo-hoo»!!!!»,[5] — бегло набирали текст тонкие нервные пальцы бывшего военного хирурга.
- Ээээ… — выдал я в ответ на немое возмущение, отобразившееся на лице заметившего меня Ивана Васильевича.
- Павел, мы с вами понимаем жизнь, — мгновенно взяв себя в руки, Густопсинников полез в портфель достал оттуда зеленую бутылку Туборга и, наполнив под столом свою «чайную» чашку, подмигнул мне. — Несите посуду.
Немного поколебавшись, я приволок «сиротскую» бадейку на пол-литра, которая была деловито наполнена пивом под профессорским столом.
- Павел, если у вас ещё возникнут вопросы по переводу, подходите в любое время, — громко произнес Густопсинников в сторону занятых своим делом женщин, и, заговорщически хихикнув, еле заметно кивнул в сторону своего позвякивающего портфеля.
Стараясь не расплескать полную кружку, я вернулся за стол, сделал большой глоток холодного напитка и с сомнением глянул на недопереведенный текст.
Через минуту вместо вордовского файла на экране у меня замаячила системная табличка с надписью «Установить программу Return to Castle Wolfenstein на ваш компьютер? Да. Нет».
Бросив взгляд по сторонам, я вздохнул и решительно нажал кнопку «Да».
* * *
С лёгкой руки бывшего однокурсника и нынешнего менеджера по продажам корпоративных симок корабль моей детской мечты под названием «собственная рок-группа» стронулся с мели и поплыл в открытое море андеграундного шоу-бизнеса. Воодушевленный Миша обучал Макса музыкальным премудростям на репетициях, а я рожал новые гениальные песни, как беспутная кошка котят.
Говорят, для того чтобы жить и радоваться нужны всего две вещи — «жить» и «радоваться». Я всегда был максималистом и моё «радоваться» требовало трех элементов — «творчества», «верных друзей» и «настоящей любви». И если любовь моя билась костром на ветру, то вспыхивая, то затухая, для творчества наступила золотая пора.
Саунд наша рок-банда с самого начала приобрела несколько специфический. Тратиться на покупку электрического инструмента скуповатый Миша не захотел, а электро-акустический бас, «взятый в аренду на неделю» в Штатах звук имел сухой и щёлкающий на высоких нотах и глухо-бубнящий на низких. Время от времени он дико фонил, наполняя помещение репетиционной точки душераздерающим визгом.
