- А ну-ка ты, Иуда Искариот, иди сюда! - взревел он.
Но ребенок еще сильнее прижался к стене.
- Что? Дерзость и непослушание? Ты слышал? Живо ко мне!
Дрожащий мальчик показал на маленькую трубку, лежавшую на кровати. Он достал ее из кармана и положил рядом с наперстком, подарком мачехе, когда она поднималась, чтобы взять лампу.
- Иди сюда, жаба!
Он не мог; он боялся, у него не осталось сил.
Он продолжал умоляюще указывать на подарки, которые купил на оставшиеся восемнадцать пенсов.
- Ты не слушаешься, мерзкий упрямец? - взревел Лембол и набросился на него, свалив на пол и разбив трубку, наступив огромной ногой на наперсток. - Ты снова за свое? Вечно упрямый и недовольный! О, ты, неблагодарный! - Он схватил Джо за воротник рубашки и сорвал с постели, так что пуговицы полетели прочь, выхватил из рук мальчика скрипку и принялся бить его ею по спине.
- Мама! Мамочка! - кричал Джо.
Он звал не мачеху. Это был отчаянный крик, исходивший из его сердца, с той единственной, для которой он был самым дорогим существом на свете, и которую Бог взял от него.
Внезапно Сэмюэль Лембол прекратил избиение.
Между ним и мальчиком возникла бледная, призрачная тень, и он знал, что это - его первая жена.
Он застыл в оцепенении. Затем, придя в себя, ринулся вниз по лестнице и сел возле камина, бледный, испуганный.
- Что случилось, Сэмюэль? - спросила жена.
- Я видел ее, - прошептал он. - И больше не спрашивай меня ни о чем.
Когда отец ушел, маленький Джо, в страхе, - он не видел привидения, он был слишком напуган, чтобы увидеть его, - но боясь продолжения порки, выбрался из окна, спрыгнул на крышу хлева, а затем на землю.
А затем побежал - так быстро, как только мог, прижимая к груди скрипку, - к кладбищу; бросился на могилу матери и зарыдал.
- Мама! Мамочка! Отец хочет побить меня и отобрать мою замечательную скрипку - мамочка!.. Моя скрипка никогда не заиграет...
Едва он успел произнести эти слова, над могилой возникло облако, принявшее очертания его матери, с любовью смотревшей на него.
Джо увидел ее, но не испытывал ни малейшего страха.
- Мамочка! - прошептал он. - Мамочка, моя скрипка стоит три шиллинга и шесть пенсов, и у меня нет никакой возможности починить ее.
Дух матери провел рукой по струнам и улыбнулся. Джо смотрел ей в глаза - они были как звезды. Он приставил скрипку к плечу, провел по ней смычком - и, о чудо! - полилась дивная музыка. Его душа трепетала от восторга, его глаза засияли. Он чувствовал себя словно находящимся в огненной колеснице, поднимающейся на небо. Его смычок быстро двигался, извлекая такие прекрасные звуки из маленького инструмента, которых он не слышал никогда прежде. Небеса будто разверзлись, он услышал пение ангелов, и его скрипка присоединилась к ангельскому хору в торжественной симфонии. Он не чувствовал холода, у него не болела больше голова, ночь превратилась в день. После долгих поисков в беспросветной жизни, он, наконец, достиг желаемого, достиг совершенства.
* * * * *
Тем вечером в Холле была музыкальная вечеринка. Играла мисс Эмори, красиво, с необыкновенным чувством, в сопровождении фортепиано и без него. В вечеринке приняли участие несколько дам и джентльменов; они играли и пели, выступали дуэты и трио.
Во время антракта гости беседовали приглушенными голосами на разные темы.
Одна из дам сказала, обращаясь к миссис Эмори:
- Как это странно, что среди англичан, стоящих низко на общественной лестнице, совершенно отсутствует любовь к музыке.
- Совершенно с вами согласна, - ответила миссис Эмори. - Жена нашего пастора нажила крупные неприятности, пытаясь организовать развлечения в приходе, но, как кажется, эти люди совершенно ничего не воспринимают, кроме своих грубых песен, которые вовсе не способствуют их духовному развитию.
- Они не воспринимают музыку. Единственные, кто на это способен - немцы и итальянцы.
- Да, - со вздохом отвечала миссис Эмори. - Печально, но факт; английские земледельцы не воспринимают ни поэзию, ни музыку, они совершенно лишены чувства прекрасного.
- И вы никогда не слышали ни об одном самоучке, который бы научился музыке в этой стране?
- Никогда; таких здесь не существует.
* * * * *
Приходской староста, возвращаясь к себе домой, проходил мимо стены кладбища.
Шел он, не слишком уверенно переставляя ноги, поскольку возвращался из трактира, когда был удивлен и напуган, услышав музыку, исходившую откуда-то со стороны могил.
Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть, только надгробные плиты и памятники, казавшиеся какими-то призрачными фигурами. Он замер, задрожал, через некоторое время развернулся и бросился бежать, не оборачиваясь, пока не достиг трактира, в который ворвался с криком:
- Там, на кладбище, призраки! Я только что слышал, как они играют среди могил!
Поздние гуляки подняли головы от кружек.
- Нам что, тоже следует сходить послушать? - спросил кто-то.
- Я пойду, - вызвался один, - если кто-нибудь согласится меня сопровождать.
- Угу, - отозвался третий, - а если привидения играют веселую музыку, то почему бы не попросить их сыграть для нас?
Решив таким образом, подвыпившая партия двинулась по дороге к кладбищу, громко разговаривая, подбадривая один другого, пока не приблизились к церкви, темный шпиль которой отчетливо виднелся на фоне ночного неба.
- В окнах не видно света, - сказал один.
- Ну да, - подтвердил приходской староста, - я и сам ничего не заметил; музыка раздавалась не здесь, а со стороны могил; мне показалось, что ожившие покойники визжат, будто свиньи.
- Тихо!
Все затаили дыхание, но до них не донеслось ни единого звука.
- Я абсолютно уверен, что слышал музыку, - пробормотал староста. - И готов поставить галлон эля в подтверждение своей правоты.
- Но сейчас здесь тихо, никакой музыки, - заметил кто-то.
- Никакой музыки, - согласились остальные.
- Сейчас тихо, но, говорю вам, я слышал ее, - сказал староста. - Давайте подойдем поближе.
Они направились к стене кладбища. Одного из гуляк, которому отказали ноги, вели под руки.
- Мне кажется, староста Эггинс, что ты втянул нас в дурацкую затею, - сказал кто-то.
Но в этот момент в облаках появился просвет, выглянул яркий, ослепительно белый луч и осветил могилу в ограде, и маленькую фигуру, лежавшую на могильной плите.
- Теперь я вижу, - пробормотал кто-то, - что это была вовсе не пустая затея, и ты действительно что-то слышал, - вне всякого сомнения, это маленький Джо Гендер...
Загадка благополучно разрешилась, страхи развеялись; полупьяная компания разбрелась по кладбищу, петляя среди могил, некоторые падали и тут же засыпали. Остальные смеялись, громко переговаривались и отпускали шуточки по поводу своего ночного приключения.
Молчал только один Джо Гендер - он ушел, чтобы присоединиться к великому оркестру, игравшему торжественную симфонию.
МЕРТВЫЙ ПАЛЕЦ
I
Почему Национальная галерея не пользуется такой популярностью, как, скажем, Британский музей, я объяснить не в состоянии. В последнем не представлено в изобилии то, что могло бы заинтересовать обычного экскурсанта. Какое ему дело до доисторических кремней и поцарапанных костей? До ассирийских статуэток? До египетских иероглифов? Греческие и римские статуи холодны и мертвы. Тем не менее, немногочисленные посетители, зевая, прогуливаются по Национальной галерее, в то время как по залам Британского музея они снуют рой за роем, обсуждая выставленные там экспонаты, о периоде изготовления и назначении которых они не имеют ни малейшего понятия.
