По крайней мере, так гласит семейная легенда.
Сейчас я подозреваю, что японец специально поставил меня в такое положение, когда на меня легла вся тяжесть чужих жизней, чужой воли, других людей. Поставил, чтобы мой бессознательный ум, хокасин, как называют его на Востоке, начал работать в этом направлении...
Знаю только, что обнаружив теплицы для цветов из стекла, я построила в долг теплицы и засадила их помидорами и огурцами. И буквально за одну зиму я тепличными огурцами, помидорами и клубникой, доставляя их в города в зимнее время, почти полностью скинула громадные долги, доставшиеся нам в наследство от отца.
Знаю только, что шокированный этим поверенный моего отца лично приехал ко мне и долго тряс мою ручку. Наверно от шока, кто это – графиня Лу Кентеберийская, которой был завещан титул и которая ТАК правит поместьем.
Но, походив денек вместе со мной, поддерживая меня вместе с японцем за ручку, когда я забывалась, и, занятая делами, спотыкалась, он изменил свое мнение о том, что дед был чокнутым и отдал поместье неизвестному младенцу. Ибо он увидел, как я только своими подручными средствами без денежных средств наладила жизнь в поместье. Организовав все так, что все было сделано подручными средствами самими же арендаторами друг другу. Тот умел столярничать, тот умел ковать, тот имел дерево, та умела шить, тот умел еще что-то, другой гончарничать, а многих отправили на учебу к мастерам в город, пригрозив расправой, если они не научатся. И в результате даже при полном отсутствии средств, как-то незаметно поместье стало очень богатым средствами своих людей, коттеджи были укрыты стружкой, стали новыми, у людей появилась посуда, инструменты, куры, гуси, свиньи, коровы и блеск в глазах. И все это при отсутствии денег у них и у меня, которых вроде как не было так и не ожидалось, и для ожидания которых им бы тщетно пришлось ждать урожая, чтобы другие сделали им хоть что-то по дому.
И в результате этого ожидания, если денег нет – все нищие, все не работают.
Я же обернула все наоборот. Не забывайте, что то было послевоенное время всеобщей нищеты и кризиса. Денег не было ни у кого.
По дошедшей до меня легенде я ввела кредитные деньги. Нет, я не давала никому кредит, и не вводила пустые бумажки. На самом деле человек, выполнивший хорошо для другого труд (например, столяр чинил для меня без денег крыши соратникам, используя имевшийся у меня материал – лес и стружку), получал у меня некий кредит на труд других и результаты труда. И имел право на труд другого или на материалы, находящиеся в его распоряжении. И чем больше он сделал нечто для других, тем больше он имел прав на труд других и мог обмениваться этим кредитом, помогая другим, например, все время делая всем посуду из глины. Его кредит рос. И он получал право на труд столяра, который делал ему уже богатый дом, учитывая количество его собственного труда другим. Это сложно понять, но хронически безденежные арендаторы получили возможность обмена тем трудом, который каждый мог, но который не делался, ибо ни у кого не было на это денег. Таким образом, хотя деньги существовали только в моем уме, и они таким же образом были богачами, (в уме), но у людей появились хорошие крыши, ибо мастерские и люди работали непрерывно, хорошая мебель, хорошая посуда, потом хорошие дома, хорошие куры, хорошая скотина, хорошая одежда, хорошие ткани, телеги, повозки, даже кони... Ведь, поскольку я держала все в своем уме с их накоплениями, и поскольку я знала все, что у кого есть, что и сколько есть в моем поместье, какие материалы и т.д., то я смогла в счет этих трудовых накоплений осуществлять среди мастерских и мастеров минимальный обмен в моей собственной “валюте”...
Образно говоря, у Джона есть дерево, но ему нужен топор, у Джека есть глина, но ему нужно дерево, а Кервуду нужно дерево, но нет топора, но есть умение садовника... А в результате они все сидят без денег, и ничего не делают, ибо их никто не нанимает, ибо у людей нет денег, и нет даже выхода из патовой ситуации, ибо урожай их не даст, ибо денег у других все равно нет и не будет, и нечем покрыть крышу, хотя на соседнем дворе гниет древесина... Потому что взаимно купить они не могут, ибо ни у кого нет денег. И пропадает время мастеров... Хотя они могли бы все время работать и накапливать “заслуги”, как я это называла, и общее богатство общины. Это говоря упрощенно.
Но, поскольку японец учил меня все замечать, все помнить, все держать в уме, и еще поскольку у меня было поместье, то есть первичные материалы, сырье, и мое сырье к тому же, то очень скоро я сумела организовать взаимный обмен труда и материалов среди тысяч людей через их счет труда в моем “банке” (голове). И организовать их жизнь так, что вокруг все кипело, бурлило жизнью и трудом, строилось, расширялось, росло... И “счета” их в моем банке, то есть голове, все росли... То есть, они работали непрерывно для других, производя то, что нужно другим, набирая свой кредит (а не кредит у других).
Возникло свыше ста мастерских и маленьких производств, продукцию которых “покупали” через меня через мои счета, и все хотели работать и работать, чтобы их “счет” рос. Ибо он давал право на “покупку” таких вещей, которые им были недоступны. Хотя их работу по отношению друг другу принимала я. Но это не помешало в их рвении. Мы приглашали новых и редких мастеров, бедствовавших в городе, на наших условиях, а японец, помешанный на совершенствовании, ввел буквально культ Мастерства и постоянного совершенствования.
Нет, мало того, что мы обеспечивали со своим “банком” все свои мыслимые и немыслимые потребности за счет своих мастерских, и их количество все росло. Правда, накопление настоящих денег происходило очень медленно, ибо разоренные войной крестьяне и даже помещики не могли покупать нашего товара за деньги. Конечно, важную роль тут сыграли, полагаю, и мои мозги, чутко ловившие каждую возможность и использующие, с поощрения наставника, каждую возможность совершенствования. Именно с моей помощью и поддержкой организовывались и поддерживались морально мастерские, люди проходили обучение, привыкали работать постоянно.
Я контролировала все, ибо они могли “покупать” лишь через меня. Конечно, все было не так просто. Весь этот механизм задвигался в немалой мере благодаря острой наблюдательности и ума чудо-ребенка (японца-ниндзя и шпиона, который видел и наблюдал множество стран, как я думаю теперь), его торговой хватки, банкирской изворотливости, создания особой атмосферы. И даже утверждения своих собственных обычаев и культуры внутри поместья, ибо культивировалось определенное мышление, состояние ума, и даже японский культ мастерства, совершенствования и красоты. Кроме того, владелец поместья для крестьян царь и бог, а у этого юного “бога” еще был хороший бич, ибо японец мог убить не моргнув глазом, потому кое-где и кое-что было сделано и элементарным страхом.
Но шло время, месяцы, у людей на “счетах” появлялись “деньги”, они могли покупать товары через мой “банк”, который не выдавал деньги на руки и действовал только через своих; размах мастерских все рос, в отличие от городов, где живых денег не было. Хотя приходили и живые деньги – кто-то со стороны все же наскребал и покупал товары у меня за деньги, я создала свои общие лавки в городе для всех мастерских... И на эти живые деньги, хоть их было очень мало для отдельного человека, отдельной мастерской, но уже было что-то при обобществлении, если их соединить во мне, я покупала сырье, древесину, уголь, железо – то есть то, чего не было у меня. А еще лучше – источники сырья для мастерских.
Получилось так, что я купила разорившуюся из-за отсутствия живых денег угольную шахту с долгами перед рабочими, и расплатилась с ними товарами. Потом купила добычу руды, чтоб не зависеть от поставщика и покупать руду за деньги, а добывать самой, а потом еще и еще другие источники сырья, мастерские, заводы, некоторые рудники... И везде начиналась лихорадочная деятельность, ибо люди видели, что их труд несет им богатство...
Последовал взрыв производительности без перепроизводства.
Как бы то ни было, я и ахнуть не успела, как мои собственные арендаторы за какие-то девять месяцев лихорадочного взаимного труда за моей спиной на моей же земле возвели вместо маленьких старых коттеджей для своих семей роскошные поместья даже побольше моего... Ибо так им было где трудиться и зарабатывать “заслуги”... Как они говорили... Особенно в случае успешных мастерских... Правда, доставшееся мне от деда поместье было просто большим каменным грубым домом, повторить который не составляло большого труда, учитывая, что у меня была забытая каменоломня. Которая заработала первой.
Удивительно, что арендаторы и мастера совершенно привыкли ко мне и совершенно не замечали, что говорят с младенцем; в доме постоянно клубились поверенные и адвокаты, прибывшие на взмыленных конях по делам издалека и ждавшие консультации или сообщавшие мне свои достижения. И, хотя я по требованию японца все равно абсолютно все держала в голове, но мне пришлось найти и воспитать себе помощников, создав наш “кредитный банк” людей, и они уже записывали и принимали труд в специальные книги. Самое интересное для меня, что, поскольку громадное дело росло фактически незаметно, я даже не заметила, как стала держать в голове просто чудовищное и громадное дело с сотнями тысяч сведений и деталей.
