Эпиграмма - Коллектив авторов

Свиданье с Анною Ахматовой

Всегда кончается тоской:

Как эту даму ни обхватывай —

Доска останется доской.

Мой добрый Гафт! Мой нервный гений!

Спаси тебя Господь от тех.

Кто провоцировал успех

Твоих незрелых сочинений.

Три дня гадали на бобах,

и все выходит Авербах [13].

Ныне, о муза, воспой Джугашвили, сукина сына.

Упорство ослов и хитрость лисы совместил он умело.

Нарезавши тысячи петель,

насилием к власти пробрался.

Ну что ж ты наделал, куда ты залез, расскажи мне

семинарист наразумный!

В уборных вывешивать бы эти скрижали…

Клянемся, о вождь наш, мы путь твой

усыплем цветами

И в жопу лавровый венок воткнем…

Зря зовут меня тайком

Сухопутным моряком.

Скажем, взять мои труды —

Нешто мало в них воды?!

Если глубже заглянуть —

 Можно тут же утонуть.

Я правду-истину открою:

Поэт Молчанов, видит бог.

Творит с поспешностью такою,

С какой обычно ловят блох…

Ну, как вам Рыклин?

— Что ж, читаем…

— Смеетесь после?

— После? Да.

Мы после Рыклина за чаем

Читаем Чехова всегда!

Поставить бы опять вопрос ребром.

Чтоб ссуду сразу выдали на бочку.

Обзавестись бы дачей за бугром

Да вечным самопишущим пером.

Конечно, приобрётенным в рассрочку!

Он уважает Ренессанс

И обожает декаданс,

В стихах стоит за ассонанс,

В эстрадных песнях — за романс.

Но ассонансу и романсу.

А вместе с ними Ренессансу

Предпочитает он аванс!

Есть у меня знакомый музыкант.

Все говорят, что у него талант.

Он сочинил симфонию-поэму.

Назвав ее «Друзья, прошу к столу!»,

Где разрешил лирическую тему

По-новому — железом по стеклу.

Ты важен, как английский лорд.

Но гаже я не видел морд.

Был тверд редактор. Тверже стали.

А помер из-за чепухи:

К нему во сне являться стали

Зарезанные им стихи!

Нам хорошо с тобой вдвоем —

Вон улыбаемся на фото.

Но и в отсутствии твоем

Есть тоже праздничное что-то.

Хорошо живется мне

Без вмешательства извне.

С какой бы страстью целовал

Я Вашего лица овал!

А будь у Вас лица квадрат,

Я целовал бы Вас как брат.

Потеряла Рая

Честь.

У нее вторая

Есть.

Товарищ, верь! Придет пора

Достатка и правопорядка.

Но до нее — на наших пятках

Напишут наши номера.

Осень. Дождик по темени.

Мне бы зонтик. От времени.

Я работаю как вол

За фаллический символ.

Прогноз

Такой же.

Как всегда, —

Мороз

По коже,

Господа.

Когда б ни состоялся вынос —

За то, чтоб мы вас, а не вы нас!

На заводе надувных изделий

Людям деньги выдали шарами,

И они над нашими дворами

На зарплате к звездам полетели.

Мы сидим в столовой.

Суп едим перловый.

Слышим наших ложек

Грустный диаложек.

Снегом стать хорошо бы

В середине пути.

Одновременно чтобы

И лежать, и идти.

На пляже Аркадии вечером

Хотел написать завещание,

Да не усмотрел за вещами я…

Теперь завещать больше нечего.

Я признаюсь, с трудом

Занимаюсь трудом.

Но с большою любовью

Занимаюсь любовью.

Свой путь земной, мозоли натирая,

Я прохожу, голодный им нагой.

Так безгреховно, что ворота рая —

Привет, ребята! — отворю ногой.

Жители Оскоминки

И, конечно, Клюквинки

Шьют и носят смокинги,

Фракинги и брюкинги.

Почему двуглавый птах

Украшает наш пятак?

Это все последствия

Атомного бедствия.

Существовал когда-то встарь

Известный Брюсов календарь [14]

Он врал — но, что ни говори,

И все ведь врут календари!

Календаря того уж нет,

Но Брюсов есть зато поэт,

И, откровенно говоря.

Почище врет