– Свинство, – согласился Казанцев, глядя на валяющегося в отрубе капитана, которого начальник дежурной части перетащил в коридор, и на обломки табуретки, видные сквозь приоткрытую дверь туалета.
К двум беседующим милиционерам подошел одетый в серую дубленку молодой человек, с легкой улыбкой посмотрел на Ларина, одежда которого была украшена отпечатками сапог Чердынцева, и обратился к майору:
– Скажите, а дознаватель Безродный вообще-то сегодня появится? Я его уже четвертый час жду.
– Появится, появится, – раздраженно отмахнулся начальник дежурной части. – Идите и сядьте на место. Не мешайте работать.
* * *
– Ну вы ва-аще! – только и смог выдохнуть Мухомор, когда запинающийся Рогов в общих чертах поведал ему о проблемах, связанных с возвращением домой. – Ну ва-аще!
Они стояли в разгромленной мастерской сапожника. Полки, на которых прежде стояла обувь, были сорваны со стен и разломаны, сами штиблеты, как, впрочем, и инструмент, исчезли. Несколько досок пола были вырваны, открывая пустой тайник. Но самое страшное, в помещении отсутствовал заветный шкаф-купе.
Путь домой был напрочь отрезан.
Несколько оправившись от услышанного, начальник РУВД противным голосом, в народе именуемым “козлетоном”, начал сокрушаться, что не сможет вовремя доложить руководству об оперативной обстановке в районе и, что значительно хуже, не сумеет объясниться с женой, почему не поздравил ее с праздником.
– Да не волнуйтесь вы, Николай Александрович, – попытался успокоить Мухомора Плахов. – мы что-нибудь обязательно придумаем.
– Вы-то обязательно придумаете, – оживился Петренко, – вы уже такое придумали!… В общем, так. Делайте что хотите, но чтоб эта ваша… как ее? Машина там, шкаф, вагон “СВ”… Но если ее… их… вас не будет на месте к восемнадцати ноль-ноль – пеняйте на себя. Ищите где хотите. На то вы и сыскари. – Мухомор понемногу пришел в себя, и в его голосе начал позванивать металл, словно шло оперативное совещание. – Ну, какие есть по этому поводу соображения?
– Я думаю, машина могла попасть только к тем, кто учинил в мастерской погром, – попытался реабилитироваться Вася Рогов. – Думаю, что это – местные силовики. Значит, надо войти с ними в контакт.
– А я думаю, что надо срочно валить отсюда, – перебил говорившего Плахов, мельком глянув в окно. – Там “наш” патруль и еще несколько уродов со стволами. И кажется, они вышли не на прогулку.
Действительно, короткими перебежками по улице к мастерской приближались несколько военных.
– Так, парни, – Мухомор решил принять удар на себя, – давайте-ка дуйте через двор, а я их задержу.
Оперативники не двинулись с места.
– Вам что, волшебного слова не хватает? А ну, бе-гом! – прикрикнул подполковник. – Вам такую-растакую машину искать надо, а мои документы и форма вне подозрений. Где бы мы, понимаешь, ни находились.
Когда в дом ворвались военные, сопровождаемые чернявым господином в клетчатом костюме, то в мастерской они увидели лишь одного старшего офицера. На высокой тулье его фуражки хищно распростер крылья двуглавый коронованный орел, рукав парадного кителя украшал яркий шеврон с российским триколором, а на груди красовались многочисленные награды.
Он очередной раз всматривался в странный документ, предъявленный подозреваемым. Вроде все реквизиты были на месте: сердитый двуглавый орел, увенчанный коронами, гербовая печать на фотографии, звание, должность…
Но все– таки червячок сомнения терзал контрразведчика.
Наконец он понял, в чем дело: в удостоверении значился город Санкт-Петербург. Причем без ятей! Но ведь уже пять лет как бывшая столица Российской империи, покинутая нынче правительством большевиков, была переименована в Петроград.
И кроме того, дата выдачи – 1999 год.
Это тоже настораживало.
Впрочем, чернявый не был силен в полицейских документах, справедливо считая, что разгильдяи существуют во всех ведомствах. Поэтому, если исходить из того, что писарь Допустил ошибку и, оформляя удостоверение накануне нового века, просто нажрался как свинья, все вставало на места.
А если – нет?
Контрразведчик решил раньше времени не проявлять излишней подозрительности.
“Отправим-ка мы этого субъекта к полковнику Кудасову, пусть сам принимает окончательное решение”, – рассудил он и, возвращая документ высокому чину, улыбнулся:
– Прошу прощения за беспокойство. Служ-ба-с! Разрешите представиться: штабс-капитан Овечкин. Готов проводить вас к начальнику контрразведки. Думаю, он даст команду оформить вам документы, чтобы, упаси Господи, больше не возникало проблем. Ну да сами понимаете, война-с!
У Мухомора хватило сообразительности не спорить с хватким штабс-капитаном. Кроме того, не очень надеясь на собственных подчиненных, Петренко рассчитывал лично выяснить, куда мог задеваться столь необходимый шкаф.
“Тьфу ты, чушь какая! – вдруг подумалпро себя Николай Александрович. – Шкаф-машина времени! Скажи кому – засмеют”.
Но тем не менее миролюбиво кивнул:
– Да-да, конечно же. Я буду весьма признателен, если меня представят господину Кудасову.
* * *
Наряд ППС и прибывшие из РУВД начальник ОУР, судмедэксперт и водитель только удивленно закачали головами, когда представившийся актером Андреем Перетеркиным неопрятный носатый человечек начал свое повествование.
– Не трогайте его, – жалобно поскуливал Андрей. – Убогий он, с головой совсем плохо… Псих, одним словом. Вообразил себе неизвестно что, вот я с ним и мучаюсь. И послать его подальше не могу. Контракт! – Актер потеребил серьгу. – Мне три месяца осталось. Потом – все! Уйду. Не могу больше.
– Погоди. – Пыл погони прошел, и Соловец был более-менее спокоен и рассудителен. – Давай по порядку. Кто он такой и что за контракт?
– Его действительно зовут Алексей Бадягин. – Перетеркин понял, что бить его пока не собираются. – Он сын одного бизнесмена. Крупного. Ну вот. Два года назад у него съехала крыша. Видимо, слишком много смотрел боевиков и слишком долго играл в компьютерные стрелялки. В одно утро проснулся – и финиш. Никого не узнает, орет, что он – агент то ли ФСБ, то ли ФАПСИ, то ли ГРУ, и требует, чтобы ему дали спецзадание.
– Может, он так от армии косит? – глубокомысленно предположил пузатый патрульный. – Вон лось какой здоровый. Прямая дорога в десант. И в горы, на Кавказ, чичеров гонять, – сержант вспомнил сентенции Соловца.
– Не, какой там! – печально отмахнулся актер. – Его папахен давно весь горвоенкомат купил и сынишку отмазал. Типа, близорукость, плоскостопие, эпилепсия и энурез вкупе с хронической диареей.
– А он, случайно, никакого тяжкого преступления не совершал? – прищурился измазанный в алебастре Котлеткин, желая внести посильную лепту в разговор и заявить о себе не только как о простом водителе ментовского “козла”, но и как о человеке с дедуктивным складом ума, не зря пошедшем срубать капусту мизерного оклада в разветвленную правоохранительную систему. – А то ведь как бывает: убьет кого-нибудь, а потом типа за хулиганку попадает и – кранты. Распространенное явление, доложу я вам…
– Ничего подобного убийству или другому тяжкому преступлению он не делал, – раздраженно застенал Перетеркин. – Максимум – это как раз мелкое хулиганство. Но его родня за такие вещи платит. И платит хорошо.
– Это к делу не относится. – Соловец заметил, как при упоминании о деньгах радостно заблестели глаза измученных смехотворными зарплатами коллег. – Так что произошло после того, как он окончательно съехал с катушек?
– Сначала месяц лежал в больнице, – разъяснил актер. – Однако никаких сдвигов. Главврач и решил, что лучшей терапией для этого придурка будет амбулаторный режим и создание вокруг него той атмосферы, что он сам себе придумал. Кстати, а он сейчас без сознания? – осторожно поинтересовался Перетеркин.
– Точняк, – подтвердил старший наряда ППС. – С полчасика еще проваляется…
– Можно вашу дубинку? – попросил актер.
– Пожалуйста, – со свойственной представителю российских правоохранительных органов вежливостью, давно вошедшей в поговорку, отреагировал сержант.
Перетеркин взял резиновую палку, встал, подошел к распростертому телу и несколько раз зло потыкал “демократизатором” в спину Бадягину. Тот, не открывая глаз, чему-то улыбнулся.
– Полегчало? – осведомился пузатый пэпэ-эсник.
– Еще как! – Перетеркин вернул дубинку сержанту, сел и закурил, блаженно прикрыв глаза. – Давно мечтал. Только вот случая не представлялось.
– За отдельную плату мы можем его так обработать… – хохотнул, подмигивая, старший наряда ППС.
– Закончили базар, – поморщился Соловец, вернувшийся в разговор из тяжкого мира дум. – Так что было после выхода этого типа из больницы?
– Создали ему атмосферу, – вздохнул Перетеркин. – Напечатали десяток ксив, а чтобы за ним присмотр был, наняли меня. Вот и мотаюсь туда-сюда, дурака своего из передряг вытаскиваю и слежу, чтобы он чего-нибудь серьезного не напортачил. Он думает, что я его напарник, майор Краснович. – Актер опять тяжело вздохнул и показал сидящим на ящиках и досках милиционерам аналогичное удостоверение, что те уже видели у сумасшедшего “агента”. – Тоже “сотрудник Федерального бюро национальной безопасности России”.
