У княгини Мещерской была одна изысканная
вещица —
Платье из бархата, черного, как испанская ночь.
Она вышла в нем к другу дома, вернувшемуся
из столицы,
И тот, увидя ее, задрожал и кинулся прочь.
О, какая боль, подумала княгиня, какая истома!
Пойду сыграю что-нибудь из Брамса — почему бы
и нет?
А за портьерой в это время прятался обнаженный
друг дома,
И страстно ласкал бублик, выкрашенный в черный
цвет.
Эта история не произведет впечатления были
На маленьких ребят, не знающих, что когда-то у нас
Кроме крестьян и рабочего класса жили
Эксплуататоры, сосавшие кровь из народных масс.
Зато теперь любой рабочий имеет право
Надевать на себя бублик, как раньше князья и графы!
Мы скоро встретимся едва ль.
За болью боль,
За далью даль,
За дыркой catcher in the rye [36],
За раем тоже рай.
За полднем вечер голубой,
За боем буй,
За геем гой.
Проснись и пой, и бог с тобой
Задрыгает ногой.
Товарищ, тырь. Товарищ, верь.
За дурью дурь,
За дверью дверь.
Здесь и сейчас пройдет за час,
Потом опять теперь.
Семь бед — один переворот.
За кедом кед,
За годом год,
И только глупый не поймет,
Что все наоборот.
Милиционер, миллионер,
За торой бор,
За хором хер.
Премного разных трав и вер.
Бутылка, например.
Катюшин муж объелся груш.
За горем Гор,
За Бушем Буш.
Гомер, твой список мертвых душ
На середине уж.
За приговором приговор,
За морем мур,
За муром вор,
За каламбуром договор,
Гламур, кумар, amor.
Мы испекаем каравай.
За киром кар,
За воем вай.
Лжедмитрий был Первомамай,
И я люблю свой край.
Вокруг качается ковыль.
За далью даль,
За былью быль,
И небольшой автомобиль
Вздымает в поле пыль.
Довольно быстрая езда,
Закат,
Вечерняя звезда,
И незнакомые места.
Все это неспроста?
Трезвое и совершенно спокойное настроение
никогда не приводит к появлению подтянутых строк.
А стихи надо писать со всем стремлением,
как народный артист выпиливает треугольный брелок.
А тут идет дождь, и совершенно нет сил, чтобы
сосредоточиться. Лежишь себе, лежишь на спине,
и не глядя ясно, что в соседнем доме окна желты,
и недвижный кто-то людей считает в тишине.
Но тоска очищает. А испытывать счастье осенью — гаже,
чем напудренной интеллигентной старухе давать минет.
Отдыхай, душа. Внутренний плевок попадет в тебя же,
а внешний вызовет бодрый коллективный ответ.
Так и живешь. Читаешь всякие книги,
думаешь о трехметровой яме,
хоть и без нее понятно, что любая неудача или успех —
это как если б во сне ты и трое пожарных мерились
хуями,
и оказалось бы, что у тебя короче
Размышляешь об этом,
выполняя назначенную судьбой работу,
и все больше напоминаешь себе человека,
построившего весь расчет
на том, что в некой комнате и правда нет никакого
комода,
когда на самом деле нет никакой комнаты, а только Коммод.
Бывает еще, проснешься ночью где-нибудь в полвторого
и долго-долго глядишь в окно на свет так называемой Луны,
хоть давно уже знаешь, что этот мир — галлюцинация
наркомана Петрова,
являющегося, в свою очередь, галлюцинацией
какого-то пьяного старшины.
Хорошо еще, что с сумасшедшими возникают трения
и они гоняются за тобой с гвоздями и бритвами в руках.
Убегаешь то от одного, то от другого, то от третьего
и не успеваешь почувствовать ни свое одиночество, ни
страх.
Хорошо бы куда-нибудь спрятаться и дождаться лета,
и вести себя как можно тише, а то ведь не оберешься
бед,
если в КГБ поймут, что ты круг ослепительно яркого света.
Зачем скажи Начальнег Мира
Твой ладен курицца бин серой?
Кто Бени, Фици, Ары пира?
Они твои акционеры?
Зачем ты так нипабедимо
Керзою чавкаиш в ацтои?
Каму кадиш в тумани виннам
Под купалами Главмосстройа?
Ты щаслеф. Ветир мньот валосья,
Литит салома тибе ф морду.
Но биригис. Твой след ф навози
Уж уведал Начальнег Морга.
