Едут ведь в командировку так, что листочка на нем фигового и то нет. Один из спутников очень сокрушался:
-- Вот говорит, плохо, что нельзя за границу голяком ехать. Все-таки больше оттуда можно было бы прихватить.
Я ему:
-- А вы б, -- говорю, -- сажей вымазались да два-три бюстгальтера плохоньких нацепили бы и ехали. А буде кто спросил бы, сказали: "Униформа у нас такая".
Не в таможне дело.
Подъезжая к Шепетовке, хочется назад драпануть. Так тебя и подмывает слезть и махнуть в сторону Киева. Перескочишь Шепетовку -и никого у тебя не будет... Никогошеньки... И самое дорогое, что останется, -- это красная книжечка паспорта... И то и дело хватаешься ты за него...
Не дай бог выскочит. Пропал тогда!
А когда уже из Шепетовки на Здолбунов едешь, тогда тихо-тихо в вагоне.
Чего это так тихо? Ну будто похоронили кого-то!
Сходит пограничная стража. И до того становится жаль этой стражи! Как отца родного!
Нейтральная зона...
"Mohyljany". Белые орлы всюду. И пусто, пусто на станции... Станция Могиляны.
-- Прошу пана! Паспорта!
Невольно озираешься... Где же здесь, думаешь про себя, пан?
Смотрит на тебя человек. На голове каска черная, на каске орел белый, и обращается к тебе: "пан".
Выходит, значит, я пан? Как скоро! Каких-нибудь десять километров -- и я уже "пан"!
Польша.
1928 ______________________________________________________________________
Берлинские кони
Лошадей в Берлине еще немало, но они настолько со всех сторон зажаты подземкой, надземкой, автобусами, трамваями, автомобилями, что не воскреснуть им уже вовек!
Недалеко то время, когда гид в Берлинском зоологическом саду, показывая на гнедого в яблоках коня, будет поучать экскурсантов:
-- Лошадь. Латинское название "equus"! Некогда весьма распространенное в Берлине животное, а нынче вот остался один экземпляр, да и тот с пороком: с козинцом...
Жнвут кони в Берлине большей частью "с пива".
То ли традиция такая, то ли, может, пиво нужно возить потихоньку, чтобы оно не хлюпалось, но факт остается фактом: пиво развозят на лошадях.
Большие-пребольшие куцехвостые "equus'ы" не спеша волокут внушительных размеров повозки с пивом
Кони откормлены до неимоверности: очевидно, они пиво пьют.
А бесхвостые. И не то чтобы у них хвосты отрезаны были, нет, видно, что так они и родятся без хвоста.
"Усыхает" берлинский конь с хвоста начиная, и нечем ему, бедняге, перед смертью мух отгонять.
А еще у нас в Берлине грусть вызывают извозчики
Их уже мало: машина вытесняет.
Извозчики старые-престарые, такие же, как их кони.
Но у них еще есть свои пассажиры.
И пассажиры такого же возраста, как лошади и извозчики.
Это те пассажиры, что боятся машины, не любят, не признают ее и демонстративно ездят на лошадях.
Посмотрели бы вы на берлинского извозчика, когда он рысцой трусит по берлинским улицам!
Что-то фантастически-нелепое эпохи средневековья являет он собою в этой машинизированной сутолоке.
Небольшая лошаденка, унылая, как "успение богородицы", тащит громадный -- некогда наши помещики шестериками на таких разъезжали -фаэтон.
А на высоких козлах восседает столь же унылый, сердитый, старый по годам и взглядам "Kutscher".
Он в цилиндре и в ливрее.
А над ним, как радиомачта, высится засунутый в специальное отверстие кнут.
Трусит.
А сколько презрения, сколько пренебрежения в его взгляде, когда он нижет глазами этот нескончаемый, кипучий и бурлящий поток машин!
Такое впечатление, что он вот-вот соскочит со своих козел, и, воспламенясь гневом, выхватит из отверстия длиннющий кнут, и разнесет в пух и прах все эти бенцы, оппели, дикси, форды!
Он будет стегать кнутом с такой яростью, что разлетится во все стороны стекло, он раскроит их шикарные подушки, а своими огромными на деревянных подошвах башмаками перетрет начисто всё их магнето.
Так он их ненавидит!
Когда позади него взревет нетерпеливо-суетливый бенц, он делает вид, что не обращает на него никакого внимания.
Он его не слышит! Он не желает его слышать!
Он не дает ему дороги!
И только соловые его глаза мечут молнии.
А в молниях этих столько души, столько бессильной злобы!
Оттого, что не в силах он ничего сделать, нет у него возможности прекратить оглушительный, неумолчный и стремительный грохот ненавистного ему мотора.
Того мотора, в котором скрыто сотни таких сил, как сила его гнедого, вороного или серого в яблоках Васьки.
Поэтому он такой сердитый и вместе с тем такой печальный.
Недавно пропел свою лебединую песню "Железный Густав" -- старейший берлинский извозчик, более полувека просидевший на козлах.
Проехался он по Берлину в последний раз.
Но проехался не как обычно, а торжественно, с помпой.
Из Warm-See (берлинское предместье) он доехал до самого Парижа!
Из этого сделали чуть ли не национальный праздник!
Устроили ему царские проводы.
Все газеты были полны описаний буквально каждого шага его коня.
Повсюду по дороге были организованы торжественные встречи.
Толпы парижан встречали его у въезда в Версаль.
Одним словом, помирать -- так с музыкой!
Не в "Железном Густаве" здесь, конечно, дело.
"Железный Густав" -- символ.
Вместе с Густавом отпели свою песню все -- и железные, и деревянные, и конопляные Густавы.
Еще год-два, может быть, чуточку больше, и все густавовские фаэтоны будут выставлены в Берлинском национальном музее, а их с козинцом кони пойдут на подошвы для шоферской обуви...
И только в зоологическом парке останется доживать свой век обреченное животное, о котором будут говорить:
-- Equus... -- и т.д. и т.п.
Знаете, где еще здесь "употребляют" лошадей?
На свадьбах!
Невесту и жениха везут к венцу непременно лошадьми в карете.
Говорят, такова традиция.
А по-моему, это делается для невесты, чтобы она в таких случаях за коня держалась!
Все не так быстро обкрутят!
Хочется ей хоть как-нибудь оттянуть минуту, после которой ей, несчастной, на всю жизнь суждены только три радости: киндер, кирхе и кюхе.
Я бы на месте берлинских лошадей умчался бы в наши херсонские степи!
Там еще можно пожить лет этак с сотню, а здесь им погибать!
Спасения нет!
Уж больно мощно гудят моторы!
1928 ______________________________________________________________________
Берлинские музеи
Знаете, что самое главное? Музеи! Быть в Берлине и не побывать в музеях -- это, конечно, преступление! Берлинские музеи -- это квинтэссенция всех музеев... Вы же знаете, что такое немецкая культура? А в музеях у них собрано буквально все. Причем с первобытных времен! Еще, можно сказать, с того древнейшего периода, когда немец обезьяну придумал, и до самых наших дней! Завтра утром, как только позавтракаем, сразу же -- в музеи!..
-- Только в музеи! Как встанем, так и в музеи. Зачем же тогда ехать сюда, если не побывать в музеях?
Торопливо заканчиваем завтрак -- и в музеи! Быстрее! Быстрее!
-- Сейчас, сейчас! Вот только это "кезе" [1] проглочу и бежим.
-- Пошли, пошли, музеи ведь только до трех открыты.
-- Айда!
Идем.
-- Скорее, скорее, товарищи! Музеи большие, а времени мало! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- А ну-ка посмотрите. Вот сюда! Ты глянь, чемоданище! Вот это да! А витрина!
-- Нет, чемоданище какой! Черт его знает! Смотрите! Не чемодан, а целый гардероб. И на каждую вещь -- свое отделение. Там для пиджаков, там для штанов, а там -- для белья! И не помнется ничего в таком чемодане. Надо будет купить.
-- Сколько же он стоит?..
-- А вон несессер. Видите?
-- Вижу. Несессер.
-- Надо будет купить! А вон видите -- из крокодиловой кожи?
-- Где?
-- Вон там. Надо будет купить.
-- А смотрите, женский ридикюль. Красный. Вот черт! Надо будет купить.
-- Ну, идем, идем, а то опоздаем!
-- Пошли! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Тссс!.. Смотрите, какие бананы! Ну и бананы!
-- Что там бананы, посмотри -- ананасы!
-- А это что за ягоды красные?
-- Это? А черт его знает, что это такое! А вон -- арбуз, что ли?
-- Да нет, вроде не арбуз.
-- А что же тогда?
-- Кто его знает! А вон черешни. Как помидоры!
-- Так это же и есть помидоры!
-- Да нет, черешни это!
-- Вот черт, надо будет купить!
-- Ну идем, идем!
-- Качай!
-- Слушайте, а что это за чудище? Крокодил, никак?
-- Это резиновый. Надувной.
-- На черта?
-- Плавают на нем, когда купаются. А вон там жабища... видите?!
-- Что ж это -- игрушка такая?
-- Ну да. А вот это -- резиновые миски.
-- А там -- резиновые туфли.
-- Тоже для купания?
-- Надо будет купить...
-- Ну, пошли!
-- Пошли, пошли!
-- А это что? Живой манекен вроде?
-- Ну да. Новые фасоны показывают. Есть такие специальные барышни, они одеваются, становятся в окнах витрин и рекламируют модели!
-- А ничего манекен! Надо будет купить!
-- Ну, побежали!
-- Иду, иду! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
