Джил Лэндис - Пока не наступит завтра (Любовный венок)

Сентябрь 1867

Одинокий всадник скакал по болотистым берегам реки Неошо. Ему казалось, что он едет по Канзасу уже много недель. На самом деле прошло всего несколько дней. Он пересекал плоские низкие равнины и широкие, долины, радовался, встречая изредка рощи красного кедра, лип, дубов и черного орешника, дававшие укрытие в те ночи, когда он оказывался вдали от поселений. Спеша на юго-восток, он оставил позади форт Додж и голые прерии – открытое ветрам безграничное пространство, покрытое выжженной травой.

Одежда его была новой. Незнакомой. Семь лет оп носил синее обмундирование юнионистов.[2] Но в Алабаме, куда направлялся Дейк Рид, его старая форма была не нужна. Маркитант в форте снабдил его новыми штанами из грубой плотной ткани и рубашкой, кроме того, Дейк стал гордым обладателем куртки из оленьей кожи с бахромой. Она ему так поправилась, что он заплатил за нее неслыханные деньги какому-то типу из графства Киова. Кожа была отлично выделана до бархатистой мягкости, и куртка так подчеркивала ширину плеч, словно была сшита на заказ.

За несколько дней Дейк просто «сросся» с оленьей кожей. Он решил, что это не только потому, что куртка гораздо удобнее его прежней тяжелой шерстяной формы. Дело в том, что она другого цвета: синие и серые цвета формы напоминали Риду о войне. Казалось, эта куртка стала символом окончания его службы на границе. Наконец-то война и армия остались позади.

Он уселся поудобнее в седле и надвинул свою черную шляпу на лоб. Тут внимание Дейка привлекло какое-то темное пятно, выделявшееся на холме, который возвышался на его пути. На таком расстоянии он не мог определить, что это было. Дейк пришпорил коня и поскакал вперед.

Судя по всему, он приближался к Освего – поселению на западном берегу реки Неошо, которое было чуть покрупнее небольшой фактории. Здесь раньше ходил паром через реку, но с тех пор, как началась война, ни один путешественник не мог быть уверен, что он найдет все на своих местах. Чем ближе Рид был к границе штата Миссури, тем труднее ему было сдерживать беспокойство. Оставляя дом, он думал, что никогда не вернется в Алабаму. И в самом деле: война, военная карьера на многие годы задержали его. А месяц назад, когда молодой человек раздумывал, не остаться ли ему на сверхсрочную службу, оп получил письмо. Конверт был сильно измят: видно, он давно путешествовал с военной почтой. Письмо звало Дейка Рида домой.

Темное пятно на холме обрело очертания прямоугольника, похожего на ящик. По привычке Дейк уже было поднял руку: этим жестом он всегда подзывал разведчика, чтобы послать его вперед, но тут же с болью осознал, что совершенно один. После трех дней пути он еще не привык быть в одиночестве: ведь он так долго командовал массой людей. Рид поправил шляпу и пустил своего горячего гнедого скакуна по кличке Генерал Шерман галопом.

Через несколько сот ярдов он понял, что прямоугольник – это не что иное, как дно перевернутого на бок фургона. Дейк был уже совсем близко, когда увидел разбросанную по земле домашнюю утварь; темные фигуры, лежавшие неподалеку, оказались телами людей, брошенными, словно поломанные куклы, на залитую кровью сухую траву.

Кровь застыла в его жилах. Дейк сжал рукоять пистолета.

Нигде не было видно лошадей. Тот, кто напал на путешественников, видимо, увел их. Когда Рид спешился, его взгляд приковало тело мужчины. Это был хорошо сложенный мулат, он лежал, уткнувшись лицом в траву. Его шея была неестественным образом вывернута. На войне Рид повидал достаточно убитых, чтобы понять – этому негру уже не помочь. На спине одежда путешественника была залита кровью, виднелись и пулевые отверстия.

Но тут Дейк заметил съежившееся тело женщины. Он встал на колени около негритянки, казавшейся на несколько лет старше мужчины. Один взгляд – и он понял, что тут тоже делать что-либо уже поздно. Он осторожно дотронулся до ее плеча. Кожа была холодной. На сердце у него было тяжело. Конец войны не остановил ненависть и бессмысленное кровопролитие, а только загнал их вглубь. Глядя на безжизненную фигуру женщины, Рид размышлял о том, куда направлялись эти степные странники, какие мечты гнали их вперед? Ч то поддерживало их в рабстве, а потом в обретенной свободе – свободе, которая привела их к этому страшному концу на канзасской равнине?

Дейк вдруг оцепенел: откуда-то из-за перевернутого фургона раздался тихий жалобный стон. От этого звука по его спине пополз холодок. Рид встал и обошел место происшествия. На земле, среди разбросанных вещей и продуктов, лежала еще одна женщина. Красавица-блондинка. Ее лицо, покрытое испариной, было в пыли. От боли она едва дышала, а ее руки запутались в складках окровавленных юбок. Дейк опустился на колени, отбросил с ее лица спутавшиеся волосы и тихо спросил:

– Мэм?

– Слава Богу, – прошептала она, не открывая глаз. – Мой ребенок ... Спасите моего ребенка!

Дейк оглядел местность вокруг разбитого фургона, но не обнаружил никакого ребенка.

Он задумался о том, как бы сообщить женщине, что ребенка здесь нет.

– Мэм ...

Она схватила его за руку.

– Нет времени ... Скорее ... Ребенок ...

Рид посмотрел на некогда элегантные шелковые юбки. Они были измяты и насквозь пропитаны кровью. Он увидел, как по ним расползается большое темное пятно.

Ребенок?..

Дейк посмотрел на загорелое лицо женщины. Загар лишь подчеркивал ее бледность. Она облизала потрескавшиеся губы и снова застонала, вцепившись в юбку руками.

Молодой человек не стал терять время. Сунув пистолет в кобуру, он задрал ей юбки до пояса. Зрелище, представшее глазам Дейка, едва не заставило его отшатнуться. Только что родившийся младенец лежал между ног женщины, залитый кровью своей матери.

– Мой ребенок ... – Она попыталась приподнять голову, но тут же откинулась назад. Ее глаза открылись. Они были темно-карие.

Дейк поднял с земли новорожденного мальчика. Чтобы не оставлять его в грязи, он положил младенца на живот матери. Женщина подняла руку, тронула ребенка. Затем ее рука упала. Рожденный и выросший на плантации, где жизнь, смерть и произведение потомства были делом житейским, Дейк знал о родах достаточно и представлял себе, что надо делать.