Паола Маршалл - На алтарь любви

Два кавалера из числа придворных Карла II[1] сидели возле самой сцены в театре герцога Йоркского[2] ранней весной 1667 года. На голове одного из них, низенького и коренастого, красовался чудовищной величины парик с черными завитыми локонами.

Другой был высоким и мускулистым, и под его белокурым париком голубые глаза, полуприкрытые набрякшими веками, казались еще пронзительнее. Оба были изящно одеты и прикрывали лица полумасками. Они смотрели пьесу под названием «Хвастун, или Влюбленный Простак». На сцене происходило следующее.

Входят Простак и Белинда Беламур, переодетая юношей.

Простак. Эй, ты, там! Не ты ли мальчик мистрис[3] Белинды?

Белинда. Нет, сэр.

Простак. Как это «Нет, сэр»? Что за ответ? Не ты ли только что вышел из ее покоев?

Белинда. Да, сэр, и нет, сэр. Да, сэр, ибо я только что вышел из ее покоев. Нет, сэр, ибо я не ее мальчик – моя матушка звалась совсем иначе. Так что нет, сэр, и да, сэр.

Простак. Ах ты, дерзкий мальчишка! (Пытается ударить ее тростью?)

Белинда (уворачиваясь). Куда это катится мир, если за правдивый ответ мужчину могут побить?!

Простак. Мужчину! Мужчину! Да у тебя молоко на губах не обсохло!

Белинда. Точно так, сэр, – да только не Белиндино!

Зрители покатывались со смеху, наблюдая, как Белинда, увертываясь от трости Простака, легко передвигается по сцене, демонстрируя при этом пару точеных ножек.

Блондин нагнулся к своему другу и протянул:

– Теперь я вижу, что ножки у нее ничуть не уступают груди… Пожалуй, можно сказать, что взошла новая звезда.

Он пожирал глазами соблазнительную фигуру актрисы в наряде юноши. Густые волосы цвета воронова крыла, выразительные темно-синие глаза, молящий о поцелуях рот и тело, при одном взгляде на которое мужчины теряли голову.

– Ты прав, – согласился Брюнет, также не сводивший глаз с Белинды. – Но и драматург постарался. Новый, если верить афише. Его зовут Уилл Уэгстэфф[4]. А красотка – не кто иная, как мистрис Клеон Дюбуа, та самая, что произвела фурор в роли Кларинды в «Последней шутке любви» того же Уилла Уэгстэффа, когда ты был в отъезде.

– В самом деле? – воскликнул Блондин. – Ну, тогда я тоже не прочь пошутить с ней.

Тем временем по ходу действия актеры оказались почти рядом с ними. Блондин взял апельсин из корзины с фруктами, которую поставила перед ним разносчица, и швырнул прямо в Белинду. Она ловко поймала его и со всей силы метнула обратно Блондину.

В ответ он осторожно покатил апельсин по сцене, словно крокетный шар. Мистер Беттертон[5], игравший роль Простака, проворно подпрыгнул, так что апельсин оказался прямо перед Белиндой.

Она подобрала его, внимательно осмотрела со всех сторон и, очистив, принялась есть, приговаривая:

– Зря, сэр Простак, ты отказался от такого замечательного плода. Он истекает соком, а ты давно высох. Я обязательно скажу мистрис Белинде, что, хотя ты и раздуваешься от важности, все же тебе недостает смекалки принять дар судьбы, который Фортуна бросает к твоим ногам. Ну, а кожура мне ни к чему, – закончила актриса и кинула очистки прямо в Блондина, который вместе с остальными зрителями стоя аплодировал ее блестящей импровизации.

– Плутовка остроумнее, чем автор, что пишет для нее, – воскликнул Блондин, кланяясь зрителям, которые и его наградили искренними аплодисментами.

– Довольно, – прошептал Беттертон, обращаясь к Клеон, когда они запрыгали по сцене в шуточной потасовке. – Экспромт удался на славу, и раз уж один из Проказников Рочестера[6] решил поучаствовать в действии – делать нечего, но не стоит поощрять его, иначе каждый острослов пожелает сыграть с нами. – Обернувшись к зрителям, он громко продекламировал: – Эй, юноша, клянусь, ты нежен, как девица. Не мешало бы тебе поучиться истинно мужской твердости.

– Уж не думаешь ли ты, сэр Простак, что сможешь стать моим наставником? Похоже, истинно мужская твердость отказывает тебе в самые нужные моменты.

Зал опять взорвался от хохота. Многие начали восторженно бросать на сцену мелочь. Блондин достал веер и лениво обмахнулся им, глядя на Белинду.

– Держу пари, – прошептал он, обращаясь к Брюнету, – этот Уэгстэфф так же остроумен, как и другой Уилл.

– О ком ты говоришь, Стэр?

– Как, дружище, конечно же о Шекспире! Именно он стоит за каждой из этих строчек! Неужели никто не догадывается?

Брюнет не нашелся что ответить. Генри Беннетт, лорд Арлингтон, министр иностранных дел при дворе Его величества Карла II, правил всей Англией, однако предпочитал тщательно обдумывать свои слова в отличие от Блондина, известного под именем Алистэра Кеймерона. Стэр славился своим острым языком, а также презрением к опасности. Его знали также и как покорителя женских сердец.

От плутовки не укрылось, что Блондин, как говорится, вовсю строил ей куры. К концу первого действия он купил у цветочницы нарядный букет и сильной рукой бросил его Белинде.

Она швырнула цветы обратно.

Во втором акте Блондин с томным видом целовал кончики своих пальцев всякий раз, когда по ходу пьесы Белинда оказывалась неподалеку от него.

В середине третьего действия Блондин снял одну из надушенных перчаток и кинул ее Белинде.

– Ну-ка, посмотрим, что тут у нас? – с обезоруживающей искренностью воскликнула та, поднимая перчатку повыше. – Что-то посылает мне Купидон? – Она брезгливо обнюхала перчатку. – Фи, какой у Купидона дурной вкус! Пусть забирает обратно – мне такая вонь не по душе.

Она метнула перчатку Блондину, который встал и отвесил актрисе почтительный поклон.

Милорд Арлингтон с воодушевлением захлопал.

– Плутовка сослужит нам неплохую службу, верно? Старина Гоуэр попал в точку – хорошенькое личико и смышленая головка. Пожалуй, она могла бы потягаться и с тобой, Стэр.

– Я уверен, она, как все женщины, мелочна и расчетлива. Но может, она поведает мне, кто такой Уилл Уэгстэфф, и я смогу побеседовать с ним…

– Этот Уэгстэфф так заинтересовал тебя, Стэр?

– Да, как и любой остроумный человек.

– Ну, дружище Стэр, тебе остается только соблазнить красотку, и она ни в чем тебе не откажет.

Пьеса подошла к концу. Белинда продекламировала эпилог в стихах, в которых говорилось, что она всегда следовала за манящей мечтой, помогающей отыскать подлинную любовь.

– Мечта и вправду манит, – прошептал Стэр Арлингтону. – Только надо остерегаться, чтобы она не заманила в кошмар под названием «брак».