Стелла Камерон
Во власти желания
Шотландия, весна 1834 г ., поместье Кирколди
Макс — так его звали с детства. Просто Макс Но он стал Максом Россмара, потому что один хороший человек спас несчастною мальчика, которого ждал лондонский работным дом — это еще в лучшем случае, — и дал ему свое имя. Он был никем, и в то же время его воспитывали как отпрыска знатного рода, воспитывали в надежде на то, что он с честью понесет родовой штандарт.
Хотел ли он назвать этот штандарт своим?
Могли искренне, всем сердцем принять тяготы ответственности? Мог ли заплатить та полученные привилегии?
Да.
И собирался ли это сделать?
Если он снова ответа г «да», то это может стоить ему самого дорогого на снеге.
Макс окинул взглядом окрестности — этот пейзаж он успел полюбить всей душой. На холме возвышался замок Кирколди — массивный, со множеством башен и зубчатым бастионом, необычайно мрачный на фоне хрустально-голубого весеннего неба.
Поместьем Кирколди владели несколько поколений рода Россмара. Теперь здесь жил Арран, маркиз Стоунхейвен, старшин брат его отца.
И Максу — мальчишке, когда-то запускавшему руку в чужие карманы в Ковент-Гардене[1], — разрешалось гулять по этому замку совершенно свободно, словно он был здесь рожден.
Холодный воздух, насыщенный запахом дрока, напоминал о зиме. От резкого ветра, растрепавшего волосы, слезились глаза. Он повернулся спиной к холму Кирколди и окинул взглядом скромную ферму, где жили Роберт и Гейл Мерсер с дочерью Керсти и сыном Ниллом. Керсти была там, в доме.
Он знал. Он всегда чувствовал, когда она рядом. Она тоже скоро почувствует его присутствие, если уже не почувствовала.
Роберт Мерсер тоже был рядом. Он стоял возле курятника и украдкой наблюдал за Максом — беспокоился за любимую дочку, которую мог обидеть знатный мужчина.
Макс никогда бы не обидел свою милую Керсти, даже если бы у него была такая возможность. А возможность была.
Стараясь ступать как можно осторожнее, он вошел в домик фермера.
Каждый раз, когда он на нее смотрел, на него обрушивался шквал чувств. Он был не так глуп, чтобы искать природу этих чувств исключительно в высоких сферах, — мальчик вырос и превратился в мужчину.
Керсти, склонившаяся над кухонным столом, стояла спиной к нему и что-то тихонько напевала.
Макс пересек кухню н остановился за спиной девушки.
Солнечный свет, струившийся в открытую дверь, создавал ореол вокруг ее светло-русых волос; она заплетала их в косы и укладывала на макушке короной. Несколько колечек-локонов падало сзади на ее изящную шею. Макс, смотревший на девушку как завороженный, внезапно ощутил прилив желания.
На ней было простенькое платье в сине-белую клетку, но даже в нем Керсти казалась необыкновенно красивой. Стройная и изящная, она не унаследовала от матери золотисто-рыжие волосы, однако в ней ощущалось та же внутренняя сила, которой обладала и симпатичная хрупкая Гейл.
Макс невольно сжал кулаки — он вспомнил слова Роберта Мерсера, сказанные десять минут назад.
— Мастер Макс… — проговорил отец Керсти, снимая свою старую шерстяную шляпу, — Мастер Макс, я, конечно же, не вправе это говорить, но вы сделаете мне одолжение, если оставите мою девочку в покое. Вы уже не мальчик, которому надо поиграть и поребячиться. Вы джентльмен. К тому же родственник хозяев этого огромного поместья. Моя девочка… она не для таких, как вы.
Мысль Роберта Мерсера была ясна: он боялся, что Макс, воспользовавшись своим положением, обесчестит его дочь.
Кроме того, он, очевидно, догадывался, что детская дружба Макса и Керсти переросла в нечто большее, и не одобрял этого. Да и отец Макса едва ли это одобрил бы. Что ж, Роберт Мерсер прав. Нынешние отношения Керсти и Макса трудно было бы назвать детской дружбой, но молодому человеку все-таки хотелось большего.
Да и какой он джентльмен? Он незаконнорожденный, приемный сын Струана Россмара, виконта Хансингора.
— Не подкрадывайся, Макс Россмара, — сказала Керсти, не глядя на него. — Я чувствую, что ты стоишь здесь и смотришь на меня.
Еще бы! Они часто признавались, что чувствуют друг друга даже на расстоянии. Вот только он не говорил Керсти о том, что иногда просыпается ночью и тянет руки в темноту, чтобы. заключить ее в объятия.
— Ты чем-то расстроен? — Она вытащила руки из тазика, наполненного мыльной пеной, и повернулась к нему лицом.
Макс улыбнулся — он часто улыбался, когда смотрел в ее. поразительно яркие голубые глаза.
— Нисколько, мисс Мерсер. Я ничем не расстроен. Только озадачен. Почему это вдруг разумная шестнадцатилетняя девушка без всякого толку возится в тазике с водой?
Керсти слегка порозовела и откинула с лица прядь волос..
— Толк есть во всем, мистер Россмара. Если бы у вас были. глаза, вы бы поняли, что я занята важным делом.
Ее чуть хрипловатый голос звучал так, словно она с трудом удерживалась от смеха.
— Вот как? — Макс подошел ближе и склонился над тазом.. — Там что, злые водяные? Ты купаешь водяных?
— Нет, — хихикнула девушка. — Я пускаю мыльные пузыри. Только не смейся, а то я заплачу.
Он выпрямился и внимательно посмотрел в ее светившиеся умом глаза. Макс был старше Керсти, и он, по настойчивой просьбе девушки, научил ее читать, считать и обучал всему, что знал сам. При этом она поразительно быстро все усваивала. Керсти училась в местной школе, но ей было мало школьных знаний, она хотела знать больше.
Макс никогда не целовал Керсти. Ему часто хотелось поцеловать ее, но, глядя в доверчивые глаза девушки, он всякий раз удерживался от этого. Неужели они так никогда и не поцелуются? Неужели никогда не познают даже та кую маленькую интимную радеть.
— Ну что? — спросила она, чуть нахмурившись, — Ты будешь надо мной смеяться?
Макс склонил голову к плечу, любуясь ее прекрасным лицом.
— Я никогда не буду над тобой смеяться.
Он взглянул на губы девушки и понял, что не должен ее целовать, ибо, сделав это, утратит право принимать решения, направляющие их обоих.
Не сводя с него глаз, Керсти подняла руку и, сделав пальцы колечком, легонько дунула на них. Из мыльной пены вылупился подрагивающий пузырек, радужно окрашенный лучами солнца.
Макс в восторге смотрел на сложенные а трубочку пухленькие губки.
— Загадай желание, — прошептала девушка— Ну же, Макс, загадай желание и дунь на пузырь.
— Желание?
— Да. У нас всегда есть какие-нибудь желания. Дунь скорее, пока он не лопнул.
Макс закрыл глаза и дунул. И тотчас же почувствовал на своем лице мелкие брызги.
— Что ты загадал?
— Я думал, это нельзя говорить, Ее губки дрогнули.
