Лондон,
апрель 1807 года
Павлинье перо на дамской шляпке дрогнуло. Незнакомка слегка повернула голову, из-под полей шляпы выискивая взглядом своего соперника среди переполненных рядов.
Николас, не делая ни малейшей попытки спрятаться за чьей-нибудь спиной, в свою очередь с интересом рассматривал даму. Такого оппонента он меньше всего ожидал встретить на аукционе Сотби.
Утонченная, изысканная, от украшенной пером шляпки до шелковых туфелек цвета индиго, она была так хороша, что казалась чуждой в этом зале, в окружении коллекционеров – большей частью солидных джентльменов с бакенбардами и неизменными трубками в зубах да сжигаемых алчностью перекупщиков. Тонкая фигурка в синей бархатной накидке дышала очарованием юности, и трудно было поверить, что это прелестное создание может коллекционировать хоть что-нибудь, кроме восхищенных взглядов и комплиментов.
Так его и не обнаружив, леди резко отвернулась, вскинула лицо к аукционисту и увеличила цену.
Она перебила его собственное предложение сразу на пять гиней, что, впрочем, не произвело на Николаса особого впечатления.
Дядя Николаса, сидевший рядом с ним, негромко хмыкнул.
– Вот узнает Сент-Джон, что его сестра появилась здесь без надлежащего сопровождения, – как бы его связывать не пришлось, – словно смакуя предстоящий скандал, прошептал дядя Джордж Николасу. – Мы ведь с ним посещаем один клуб.
Николас жестом показал аукционисту, что готов перебить предложение мисс Сент-Джон. «Интересно, далеко ли она зайдет», – подумал он. Похоже, ни один лот, кроме этого, ее не интересовал. В данный момент молодая леди напряженно следила за аукционистом, явно горя желанием одержать победу. Аукционист объявил новую цену, и она снова оглянулась через плечо – не слишком быстро, но на этот раз достаточно, чтобы увидеть его. Из-под полей шляпки на него сверкнули выразительные глаза, бездонные, огромные. Тонкая бровь изогнулась. Сочные губы гневно сжались, и их невольный, но от этого не менее соблазнительный намек не ускользнул от Николаса. Как, должно быть, восхитительно податливы эти губы в поцелуе!
Легким кивком Николас дал понять, что ее взгляд им замечен. Она вновь повернулась лицом к аукционисту; перышко на шляпе яростно заходило вниз-вверх. Изящными, затянутыми в перчатку пальцами она поправила выбившуюся из-под шляпки прядь.
Невозмутимое лицо аукциониста не выражало ни малейших эмоций, но голос его заметно дрогнул, когда он объявлял последнюю цену этого лота. Нашлись же на свете чудаки, готовые выложить десять гиней за лежавшие перед ним на столе листки нотной бумаги с записью какой-то мелодии.
По переполненному залу аукциона прокатилась волна приглушенного шепота.
Дядя Джордж тихо ахнул:
– Да-а, задешево она его тебе не уступит.
Мисс Сент-Джон, насколько было известно Николасу, пользовалась в свете репутацией бунтарки, с легкостью отвергающей общепринятые правила приличия. Для высшего света репутация была, пожалуй, не менее сомнительна, нежели его собственная, хотя, ясное дело, иного толка. И похоже, на сей раз высшее общество в оценке не ошиблось.
Насмешливая гримаса на миг исказила лицо Николаса. Странное дело – вызов этой дамы его радовал, даже несмотря на подскочившую цену лота. Ее несомненная решимость доставляла ему удовольствие. Пожалуй, такого удовольствия он не испытывал уже очень давно.
Слегка приподняв ладонь, Николас дал понять, что продолжает торги. От волнения аукционист буквально прокаркал очередную сумму. Давно вышедшие из борьбы другие соискатели этого лота, закаленные в боях коллекционеры, перекупщики, – все до единого обратили на соперников удивленные взгляды, не слишком понимая смысл упорных торгов.
Дядя Джордж ткнул племянника локтем в бок:
– Ник, ты что творишь? Ради бога, это же безумная цена за какой-то клочок бумаги. Пусть бы хоть автор музыки был знаменитостью. А этот венгр… как его там… Франц Шамьер? О нем ведь никто и не слышал. Да кому вообще нужны все эти сонаты и тому подобное? Разве что сентиментальным старым девам и дамам, тоскующим по ушедшей любви?!
– Я вас предупреждал, что мы только за этим сюда и пришли.
Верно, так оно и было, вот только Николас никак не ожидал, что ему предстоит такая напряженная борьба за этот отрывок. Это ведь даже не целое произведение. Разумеется, он предполагал некое соперничество – скажем, со стороны какого-нибудь заядлого коллекционера, но уж никак не со стороны изысканной юной леди.
– Так я тебе и поверил! – прервал его размышления дядя Джордж. – Теперь вижу – ты и впрямь решил биться до последнего. Но у мисс Сент-Джон, похоже, интерес к этим нотам не меньше твоего. Ох и сомневаюсь я, чтобы ее брат одобрил такое поведение. Ему не понравится, что фамильное состояние растрачивают на какие-то никчемные песенки.
– Меня это не касается, – бросил Николас, проследив, как мисс Сент-Джон перебила его предложение. Он поднял цену не колеблясь. В зале раздались изумленные возгласы.
Дядя Джордж придвинулся и зашептал на ухо Николасу:
– Дэвис Сент-Джон рвет и мечет. Я-то знаю, видел его в клубе! Судя по всему, его сестричка отвергает всех возможных претендентов на ее руку, так что у него уже возникли опасения – удастся ли вообще найти ей достойного мужа. А она ведь уже не дебютантка, еще чуть-чуть – и будет поздно.
Николас не ответил. Как и все собравшиеся в зале, он с нетерпением ждал ответа мисс Сент-Джон. Она недвижно застыла, выпрямив спину и не глядя по сторонам. Павлинье перо на шляпке уныло повисло. Голову соперница Николаса не опустила, но вся словно сникла.
Наконец мисс Сент-Джон едва заметно качнула головой – так, что этот жест уловил бы лишь умудренный опытом аукционист да кто-нибудь из завсегдатаев торгов. Нахлынувшее на Николаса разочарование захватило его врасплох. Он сам не понимал, откуда взялось желание продолжать противоборство. Один-единственный взгляд через плечо – и тот устроил бы его больше, чем ее внезапный отказ от борьбы.
Обретший голос аукционист в последний раз воззвал к присутствующим. Ответом ему были лишь общий шум да удивленное перешептывание. Наконец аукционист провозгласил окончательную цену обретенного Николасом лота – цену столь астрономическую, что даже Николасу стало на миг не по себе. Но он не жалел о расходах. Сообщение, которое он надеялся обнаружить на этом нотном листочке, – или хотя бы часть сообщения, – стоило любых денег.
В зале вновь зашумели, задвигались; напряженную тишину последних минут сменил привычный шум аукционных торгов. Николас, дядя Джордж и мисс Сент-Джон поднялись со своих мест. Леди направилась к выходу и скрылась за дверью первой. За ней поспешили горничная и лакей.
