Барбара Картленд - Исцеляющее прикосновение

Шотландцы всегда были чрезвычайно суеверными, и рассказы о проклятиях можно найти в истории любого клана.

Например, в замке Кортачи у лорда и леди Эйрли был барабанщик, который перед смертью в 1661 году проклял это семейство.

Когда умирал кто-нибудь из членов семьи, в замке слышался барабанный бой.

В семнадцатом веке двух слабоумных сыновей одной цыганки повесили за преступление, которого они не совершали. Цыганка прокляла лорда и леди Кроуфорд такими словами:

«Призываю в свидетели всех демонов ада и проклинаю вас! Бот твое проклятие, леди Кроуфорд: ты не увидишь захода солнца. Ты и твой неродившийся ребенок, которого ты носишь, будете похоронены в одной могиле. А вот твое проклятие, лорд Кроуфорд: ты умрешь такой смертью, при виде которой завопил бы от ужаса самый смелый мужчина, рожденный от женщины».

Леди Кроуфорд погибла в тот же день, а вскоре ее мужа сожрали волки.

У шотландцев есть все основания не любить сассенахов, как они презрительно называют англичан. Но даже малой капли шотландской крови достаточно, чтобы они стали дружелюбными и приняли такого человека за своего.

Я это знаю по себе: моя бабка по отцовской линии принадлежала к семейству Фолкнер и была потомком Роберта Брюса. А прабабка по материнской линии — Гамильтон, так что благодаря шотландской крови я в Шотландии своя — чем очень горжусь.

Джакоба обвела взглядом пустую комнату.

Во всем доме из мебели остались только кровать да сломанные кухонные стол и стул, которые никто не захотел купить.

Окна с мелкими переплетами выходили в залитый солнцем сад.

В этом старинном доме с мезонинами, где она была так счастлива со своими родителями, прошла вся ее жизнь. Теперь она здесь чужая, и ей некуда ехать.

Могла ли она предположить, что придется покинуть деревню с милыми ее сердцу людьми, деревьями в парке, прудами в лесу, загонами для выездки лошадей!

Это был привычный и, казалось, незыблемый мир, в котором жили ее детские фантазии.

И вот он рухнул в один миг — ее отец и дядя, возвращавшиеся из Лондона, погибли при крушении поезда.

Пока была жива мать Джакобы, отец вполне довольствовался жизнью в Ворчестершире: его занимали лошади, охота, иногда — ловля лосося на Эйвоне. Когда он остался вдвоем с дочерью, ей было пятнадцать.

Тогда-то он и начал регулярно посещать Лондон в обществе своего брата.

Лорд Бресфорд был старше отца Джакобы всего на полтора года.

Его поместье, окруженное высокой кирпичной стеной, соседствовало с деревней. Будучи убежденным холостяком, он являл собою неисчерпаемый источник пересудов для деревенских жителей. Они шепотом передавали друг другу рассказы о его фривольных развлечениях с красавицами высшего света и связях с актрисами.

Джакоба слушала эти истории и втайне восторгалась актрисами. Она представляла их окруженными ореолом загадочности и сожалела, что сама никогда ничего об этом не узнает.

Порой отец давал ни к чему не обязывающие обещания взять ее в Лондон, когда она подрастет. Однако время шло, и у них становилось все хуже с деньгами.

Возвращаясь домой после очередной поездки в Лондон, отец начинал лихорадочно думать, какую еще ценную вещь можно продать. К великому изумлению Джакобы, ее дядя делал то же самое.

— Как можно продавать эту серебряную чашу, папенька? — запротестовала девушка. — Маменька говорила, что она досталась вам от вашего крестного, а когда-то принадлежала королю Георгу Третьему!

— Мне дадут за нее хорошие деньги! — раздраженно ответил отец. — А деньги мне нужны.

— Но зачем? Какую дорогую покупку вы сделали?

— Дело не в том, что я купил, а сколько потратил! — втолковывал ей отец. — В Лондоне все в пять раз дороже, чем здесь. А некоторые женщины способны вытянуть у человека из кармана все до последнего пенни получше любого магнита, но тебе этого не понять.

Он был прав: этого Джакоба понять не могла.

Однако она перестала возражать. Она молчала даже тогда, когда со стен были сняты зеркала эпохи королевы Анны, а из сейфа исчезли драгоценности ее матери.

Когда Джакобе исполнилось восемнадцать, она ожидала, что отец предложит ей поехать с ним в Лондон. Конечно, она понимала, он не в состоянии устроить бал, дабы ввести ее в светское общество, но он мог хотя бы познакомить ее с хозяйками салонов, которые, судя по газетным статьям, каждый вечер устраивали большие приемы, балы и вечера.

Надежды ее не оправдались: отец, как всегда, уехал в Лондон вдвоем с братом. Он только велел ей «быть умницей» и пообещал отсутствовать совсем недолго.

А когда Джакобе едва исполнилось девятнадцать, возвращение отца после очередного визита в столицу закончилось катастрофой.

Главный констебль сообщил ей о страшном крушении поезда, следовавшего из Паддингтона в Ворчестер. Она не могла поверить в смерть близких ей людей.

Похороны обоих братьев состоялись в небольшой деревенской церкви. Гробы были перенесены в семейный склеп.

О кончине лорда Бресфорда и его брата, достопочтенного Ричарда Форда, написали во всех газетах — особенно подробно в «Таймс» и «Морнинг Пост». И тем не менее на похоронах присутствовали только три их родственника. В тот момент Джакоба не могла осознать, насколько это ужасно для нее.

Одним из прибывших на похороны оказался двоюродный дядя, глубокий старик, который жил в соседнем графстве.

Две другие родственницы, пожилые двоюродные сестры, жили вместе в крошечном коттедже неподалеку от Малверна.

Джакоба знала, что их семья в незапамятные времена переехала в Англию из Корнуолла, но если там и оставались какие-то родственники, она ничего о них не слышала.

После похорон ей некогда было думать об этом: ее захлестнул поток счетов, хлынувший из Лондона. Оказалось, ее отец и дядя уже очень давно увязли в долгах. Вскоре пожаловали кредиторы, чтобы обнаружить ценности, оставшиеся в поместье дяди. Мистер Браунлоу, поверенный отца, сказал Джакобе, что придется продать все имущество, а также дома — Уик-Хаус, в котором жил ее дядя, и «Мезонины».

— «Мезонины»?! — потрясенно переспросила она.

— Боюсь, это так, — подтвердил поверенный. — И сомневаюсь, что денег от продажи имущества хватит, чтобы расплатиться со всеми долгами покойных.

Джакоба ошеломленно посмотрела на него и, помолчав немного, спросила:

— Вы… говорите и о нашем доме?