Чартеру было скучно. Миссис Поллингтон, которую близкие звали Микки и которая была хозяйкой этого самого гостеприимного дома в городе, увидела хмурое лицо и скрещенные на груди руки Чартера и сразу поняла, что ему скучно. Желая как можно скорее прогнать выражение скуки с его красивого лица (и не только потому, что долг хозяйки повелевал следить за тем, чтобы гости не скучали, нет, она искренне хотела видеть его счастливым), миссис Поллингтон через великолепный, убранный цветами зал направилась к нише, у которой он стоял.
Все женщины, знакомые с Роландом Чартером, хотели, чтобы он был счастлив, и стремились помочь ему в этом. Его великолепная внешность и прекрасные манеры никого не оставляли равнодушными — мужчины любили, а женщины обожали его. Причем, он не делал ни малейших усилий понравиться. Он бессознательно пользовался обаянием, данным ему природой. Хотя у него не было ни денег, ни перспектив на будущее, и хотя о нем ходили слухи как о «паршивой» овце в семье, он был украшением любой гостиной. Микки Поллингтон, прелестная, изысканная светская женщина, познакомилась с ним в октябре на пароходе, идущем из Южной Африки и, «подружившись» с ним, не отпустила его от себя, когда они прибыли в Англию. Он не скрывал, что она ему нравится, но если они и флиртовали немного, оба не нарушали общепринятых правил игры, оставаясь добрыми друзьями.
Микки была очень «благоразумна». Большинство мужчин ценили в ней именно это качество. Конечно, как у всех женщин, у нее были свои недостатки. Питая «слабость» к Роланду Чартеру, она мало думала о его интересах. Ему нужно было искать работу: он только что потерял место в Южной Африке. Однако бездельничал здесь, а миссис Поллингтон была рада этому, ведь он так оживлял ее вечера своим остроумием и полным пренебрежением условностями.
— Роланд, почему такое мрачное лицо? — спросила она, подойдя. — Я устраиваю бал, приглашаю массу интересных людей, идет рождественская неделя, а вы здесь стоите мрачный и надутый, как ребенок, которого в наказание лишили сладкого.
— Вы не правы, Микки, — сказал Чартер, искоса глядя на нее глазами такой необычайной голубизны, что ни одно женское сердце не могло не затрепетать под их взглядом. — По-моему, я переел сладкого в это Рождество.
Миссис Поллингтон поправила выбившийся белокурый локон, достала пуховку из сумочки и энергично приложила ее к носику.
— Вы иногда бываете несносны, Роланд, — сказала она. — Все дело в том, что вы слишком красивы, чтобы свободно вращаться в свете. Вы положительно опасны.
— Хотя и без гроша, не так ли? — некоторый привкус горечи чувствовался в его смехе.
— Красота и обаяние почти так же притягательны, как деньги, а для некоторых женщин даже гораздо больше, — сказала Микки. — Во всяком случае, я считаю, что вы несносны, Роланд. «Переел сладкого», это ж надо! А не потому ли, что все эти молодые вертихвостки и даже не очень молодые, с которыми я вас знакомила, падали к вашим ногам.
Он пожал плечами.
— Моя дорогая Микки, дело не только во мне. Любой мужчина поладит с современными женщинами.
— Циник! И вы отвратительно самоуверенны. Но я не осуждаю вас. Девчонки такие дуры. Да и матроны не намного умнее, не правда ли?
Чартер с нежностью посмотрел на очаровательную женщину в желтовато-зеленом шифоновом платье. Ей было тридцать четыре года, но фигура сохранила девичью стройность, розовые щечки — свежесть, а дерзкие глазки — живой блеск.
— Вы прелесть, Микки, и совсем не дура, — пробормотал он. — Вы именно та женщина, с которой хорошо быть в приятельских отношениях.
На какое-то мгновение тень сожаления промелькнула в блестящих глазах Микки Поллингтон. Может, она и влюбилась бы в Роланда Чартера, если бы он дал ей хоть малейший шанс. Но он никогда не проявлял к ней такого интереса... Нет, она определенно рада, что не испортила их приятельских отношений какими-нибудь сентиментальностями!
«У меня прекрасный муж и прелестные дети, и меня следовало бы пристрелить за то, что я думаю о каком-то другом мужчине», — часто напоминала она себе.
Тень исчезла с ее лица. Она рассмеялась и показала на крупного, тяжелого мужчину с моноклем в глазу и с веселой улыбкой на лице. Он танцевал с очень молодой девушкой в белом.
— А вот и мой муж. По-моему, Гарри ведет себя довольно легкомысленно с молоденькими девицами. Посмотрите-ка на него.
Чартер рассеянно посмотрел на Поллингтона, затем на его партнершу.
— А кто эта малышка? — спросил он.
— О, это Жонкиль Риверс, — ответила Микки. — Хотите, я вас познакомлю с ней, Роланд? Она не очень ловко танцует, но вполне прелестное создание.
— Увольте, — сказал он умоляюще. — Я вовсе не горю желанием знакомиться с «прелестными созданиями», которые не умеют танцевать. Жонкиль Риверс? Риверс... — В голосе его вдруг послышалась острая заинтересованность. Ленивое выражение исчезло из глаз, брови сошлись на переносице. — Мне кажется, я знаю, кто она.
— Наследница, мой дорогой Роланд. У вас есть шанс, — поддразнила она его. — Не говорили ли вы, что хотели бы найти богатую наследницу?
— Боже, — пробормотал Чартер. Его глаза теперь были прикованы к стройной фигурке в объятиях Гарри Поллингтона. — Боже! Жонкиль Риверс! Должно быть... Жонкиль... какое странное имя.
— Она из Суссекса, — пояснила Микки. Приемная дочь очень богатого человека, который сделал состояние на каучуке задолго до войны. Она живет с бабушкой, то есть со старой миссис Риверс, которую она называет бабушкой.
— Понятно, — сказал Роланд скорей себе, чем Микки. Теперь он был сильно заинтересован. Ни тени скуки не осталось на его лице.
— Миссис Оукли, моя приятельница, живет в Чанктонбридже, по соседству с Риверс Кортом, — продолжала Микки. — Она переехала туда несколько лет тому назад и свела знакомство со старой миссис Риверс и девушкой, которой сейчас двадцать или двадцать один год. Дороти Оукли жалеет бедняжку: ей там так скучно. Бабушка — женщина викторианской эпохи, а приемный отец, кажется, намерен держать Жонкиль взаперти, как в монастыре; он вообще хочет, чтобы она стала ботаником.
— Боже правый! — воскликнул Роланд. — Но, Микки, тогда каким же образом маленькая монахиня оказалась на вашем рождественском балу?
— О, нет, она совсем не монахиня. Дороти говорит, что у нее есть характер. Просто нужен повод, чтобы он проявился. Дороти упросила миссис Риверс, и та разрешила Жонкиль поехать с Дороти ко мне на вечер и переночевать на квартире Дороти. Старушка сначала, конечно, наотрез отказалась, но потом сдалась на уговоры. Таким образом, это первый выход Жонкиль. Она мне нравится, славный и отважный ребенок. Ей, наверно, ужасно тоскливо там, в Чанктонбридже. Однако когда мистер Риверс умрет, у нее будет уйма денег.
