Какие шансы у нее были устоять? И Роланд Чартер знал это. Ему было немного стыдно, когда он встречал чистую прямоту ее молодых глаз и видел, как вспыхивает ее лицо, как застенчиво она опускает ресницы под его наигранно пылкими взорами. Бедняжка... не стыдно ли ему делать ее орудием своей мести... играть на ее незнании людей и света.
«Но нет, — я буду добр к ней, — продолжал он упрямо убеждать себя. — Клянусь, я буду добр к ней».
Он танцевал с ней снова и снова. Микки Поллингтон, наблюдая за ними, начала сомневаться, правильно ли она сделала, познакомив его с Жонкиль. Или он отчаянно флиртует просто ради развлечения... или он серьезен. Первое было опасно... второе было бы трагедией. Как может человек без гроша в кармане возыметь намерение жениться на наследнице Генри Риверса?
Роланд игнорировал слабые попытки Микки найти ему другую партнершу.
— Убирайтесь, Микки, — сказал он шутливо, когда она в очередной раз подошла к нему. — Мы с мисс Риверс великолепно ладим, правда? — обратился он к Жонкиль с широкой улыбкой. Микки увидела, как при этом вспыхнуло лицо Жонкиль, услыхала ее взволнованный молодой голос: «О, да, конечно» и «вы очень терпеливы!»
С потемневшим лицом она отошла от них. «Какого черта Роланд играет с ребенком? — думала она. — Лучше бы я не знакомила их. Но это не мое дело, а завтра она с Дороти уезжает в Чанктонбридж».
Но какая масса событий может произойти между сегодня и завтра! Такой короткий промежуток времени, однако в течение его сердца могут быть разбиты, жизни разрушены, судьбы изменены.
Вечер у Поллингтонов за три дня до Сочельника изменил судьбу как Жонкиль Риверс, так и Роланда Чартера. Для мужчины это было начало славного реванша. Для девушки — зарождение первой любви, возникновение острых, постоянно меняющихся чувств, которых она никогда прежде не испытывала, восторг первой горячей, безнадежной, внезапной влюбленности...
Кружась в танце в благоухающей цветами зале в объятиях Роланда, Жонкиль пила чашу восторга.
Он давал понять, что хотел бы видеть ее снова, но она не верила этому. Как может она — глупая, неинтересная девушка из деревни — надеяться удержать внимание «самого привлекательного мужчины в Лондоне» больше, чем на один вечер?
Уже утром, перед тем как кончился последний танец, Чартер провел ее в оранжерею, где они сидели вечером.
— Это был замечательный вечер, — сказал он. — Скажи мне, детка, он понравился тебе?
Она слегка дрожала, когда отвечала ему:
— Да... О, да... это было прекрасно, мистер Чартер.
— Тогда, могу я видеть тебя снова? Можно мне приехать... в Чанктонбридж?
Она в нерешительности закусила нижнюю губу.
— Это так трудно, — сказала она медленно. — Отца сейчас нет дома — он лечится в Висбадене, а бабушка не разрешает мне встречаться с людьми, которых отец не знает. Она такая строгая. Это глупо, но...
— О, понимаю, — прервал он ее и скомкал сигарету, выкуренную только наполовину. Он понимал гораздо больше, чем представляла себе она...
— Если миссис Риверс будет возражать против моего приезда, лучше не делать этого!
Она вспыхнула. Что-то похожее на испуг омрачило ее ясные глаза, когда она посмотрела на мужчину, влияние которого на нее медленно, но верно возрастало.
— О... я... я очень хотела бы видеть вас снова, — пробормотала она, заикаясь.
«Боже, ну и скотина же я, — подумал он. — Бедняжка уже влюбилась в меня».
Он почти решил оставить свой замысел. Затем это доброе намерение прошло. Со смехом он протянул руку и ласково дотронулся до волос девушки.
— А нужно ли... ну... рассказывать обо мне... вообще? — сказал он. — Разве мы не можем встречаться... не в Риверс Корте?
— О, — прошептала она, глядя на него широко раскрытыми глазами и ощущая легкий трепет от прикосновения его руки. — Вы имеете в виду — тайно?
— Пока... Скажем, до возвращения твоего отца...
Жонкиль колебалась. Он просил ее обмануть бабушку... встречаться с ним, не сказав ей ничего, даже не рассказав о нем. Это было бы нехорошо... Но однако искушение было слишком сильное. Роланд Чартер был для нее теперь центром вселенной.
— Ну, детка? — донесся до нее его ленивый голос. — Как насчет того, что я сказал?
— Я не знаю, — сказала она с легким взволнованным смехом. — Но дома так скучно и печально сейчас, и мне так все там надоели.
— Кроме того, идет Рождество, — сказал он беспечно. — Я бы хотел приехать в Чанктонбридж и пожелать тебе веселого Рождества.
— Вы хотели бы — в самом деле? — спросила она, затаив дыхание. Ее глаза вспыхнули от счастья, но она боялась верить ему: не шутит ли он над ней?
Чартер обнял ее обеими руками — легко пока что — и с улыбкой посмотрел в ее ясные вопрошающие глаза. В Жонкиль было что-то чистое и привлекательное, что-то притягивало его, хотя ее никак нельзя было отнести к тому типу женщин, которые вызывали в нем страсть. Она была ребенок... но довольно занимательный, прелестный ребенок... не так глупа, как он сначала подумал. Несколько раз за вечер он был поражен решительностью, силой, которая скрывалась за всей ее робостью, за неловкостью неопытной юности.
Ему не составляло труда очаровать ее в этот короткий вечер. Однако он понял, что при необходимости она может постоять за себя, даст смелый бой, если кто-то рассердит ее или надоест ей.
Но сегодня не было боя. Она воплощала в себе нежную, пылкую, юную женственность, уступающую его нажиму. Он знал, что она горит желанием снова увидеться с ним.
Внезапно он привлек ее к себе.
— Ты прелесть, и ты обязательно позволишь мне приезжать и видеть тебя. Это будет нашей прекрасной тайной... пока... а?
Она не отвечала. Прикосновение его руки, биение его сердца у ее груди, первый зов страсти и пола были для нее так новы, сладостны, пугающи и непреодолимы; она чувствовала их пьянящее воздействие. Что толку в суровом воспитании... занятии спортом... в незнании мужчин и света? Жонкиль Риверс была истинная женщина, и она полностью отзывалась на обаяние этого человека, первого, кто заключил ее в свои объятия.
Она почувствовала, как его губы слегка коснулись ее губ, волна острого, почти болезненного наслаждения, как огонь, пробежала по ее жилам. Его губы теснее прижались к ее губам. Страсть и нежность завладели Чартером, когда он почувствовал сладость ее губ.
Она безропотно лежала в его объятиях, ее веки были прикрыты, лицо бледно от глубины переживаний.
Когда долгий поцелуй закончился, Чартер рассмеялся и слегка оттолкнул ее от себя.
— Не надо было этого делать. Я ужасно веду себя. Прости меня, пожалуйста, дорогая, — сказал он. — Я думаю, что сам дух Рождества... или ты... ударили мне в голову. Ты простишь меня?
