— Ну, и где же ваш кинжал? — поинтересовался Боваллет, весело наблюдая за ней.
Она круто повернулась и бросилась прочь. Леди была возмущена, она не находила слов, но одновременно ей было интересно, последует ли он за нею. Николас же дал девушке уйти на такое расстояние, что его люди не могли больше видеть их, и догнал ее. Положив руки Доминике на плечи, он повернул ее лицом к себе. Его глаза больше не дразнили девушку, а голос стал мягче.
— Леди, вы назвали меня насмешником, но теперь я не шучу. Вот мое торжественное обещание! Не пройдет и года, как я сделаю из вас англичанку. А это моя печать. — Он быстро нагнулся и поцеловал ее в губы раньше, чем она смогла остановить его.
Доминика возмущенно вскрикнула и быстро вскинула руки, намереваясь постоять за себя. Но Боваллет уже знал ее характер и был готов к отпору.
— Вы будете считать меня негодяем или пожалеете, как бедного сумасшедшего? — спросил он, держа ее руки и снова подтрунивая над ней.
— Я ненавижу вас! — страстно прошептала она. — Презираю вас и ненавижу вас!
Боваллет отпустил ее.
— Ненавидите меня? Но почему? Доминика быстро провела рукой по губам, словно стирая поцелуй.
— Как вы посмели! — она задыхалась. — Держать меня! Целовать меня! О, презренный! Как вы меня оскорбили! — Она бежала к трапу, ведущему в кают-компанию.
Но Николас уже стоял перед ней, загораживая путь.
— Стой, дитя! Здесь какое-то недоразумение. Я женюсь на тебе. Разве ты не поняла меня?
Она топнула ножкой, попыталась обойти его, но не сумела.
— Вы никогда не женитесь на мне! — выпалила она. — Вы гнусный негодяй! Считаете меня своей пленницей, и делаете со мной, что вам заблагорассудится!
Он крепко ухватил ее за руки чуть повыше локтей и слегка встряхнул.
— Нет, нет, к чему говорить о пленниках и тюремщиках, Доминика? Чем я мог обидеть вас?
— Вы вынудили меня! Вы осмелились поцеловать меня и силой удерживаете!
— Прошу прощения. Так заколите меня в отместку моим же кинжалом, милая. Ну вот, он уже у вас в руках. Это будет быстрая и верная месть. Нет? И что же мне тогда делать? — Руки его скользнули к ее запястьям, он склонился, целуя ей пальцы. — Вот так! Пусть все будет забыто, пока я не поцелую вас еще раз! — Он проговорил это, бросив на нее страстный взгляд, перед которым трудно было устоять.
— Этого никогда не будет, сеньор.
— Итак, она бросает вызов. Я принимаю его, миледи, и отвечу вам испанской пословицей — Vivir para ver![41]
— Едва ли вы женитесь на мне силой! — возразила она. — Даже вы!
Он обдумал ее слова.
— Верно, девочка, это было бы слишком просто.
— Предупреждаю вас, что это будет совсем не просто!
— Что это, еще один вызов? — поинтересовался он.
Доминика отступила на шаг.
— Вы не посмеете!
— Не бойтесь, я же сказал, что не сделаю этого. Успокойтесь, я буду ухаживать за вами по-королевски.
— И где же вы будете ухаживать за мной? — с презрением спросила она. — Мой дом находится в самом сердце Испании, да будет вам известно.
— Будьте уверены, я последую за вами туда, — пообещал он и рассмеялся, увидев недоверие на ее лице.
— Болтовня! О, пустой хвастун! Вы не решитесь!
— Ждите меня в Испании! — произнес он. — Клянусь вам чем угодно!
— В Испании действует святая инквизиция, сеньор, — напомнила она ему.
— Да, сеньора, — мрачно согласился он и вытащил из кармана камзола книгу в кожаном переплете. — И, похоже, она крепко вцепится и в вас, моя милая, если вы и дальше будете интересоваться подобными вещами.
Она побледнела и нервно сложила руки перед грудью.
— Где вы нашли это? — от волнения у нее перехватило дыхание.
— В вашей каюте на борту «Святой Марии». Если вы действительно верите всему тому, что здесь написано, то вам нужно стремиться не в Испанию, прямо в лапы инквизиции, а как раз наоборот — прочь от нее. Знайте, чем скорее я увезу вас из Испании, тем в большей безопасности вы окажетесь. — Он отдал ей книгу. — Спрячьте это хорошенько или плывите со мной в Англию.
— Не говорите об этом моему отцу, — торопливо проговорила она.
— Конечно, неужели вы не доверяете мне! Вот так неблагодарность!
— Полагаю, это не ваше дело, сеньор, — ответила девушка, снова обретая чувство собственного достоинства. — Благодарю вас за книгу. А теперь пропустите меня!
— У меня есть имя, дитя мое. И я позволил вам называть меня по имени.
Доминика присела в реверансе.
— О, благодарю вас… сэр Николас Боваллет! — насмешливо вымолвила она и проскользнула мимо него вниз по трапу.
Донья Доминика решила, что наглость Боваллета должна быть соответствующим образом наказана, и взялась за осуществление этого плана. Юный Дэнджерфилд был для этого самой подходящей фигурой, она разыскала его и затеяла флирт, к немалому смущению молодого человека. Кокетка прибегла к игре длинных ресниц и была чрезвычайно ласкова с юношей, стремясь польстить его самолюбию. С Боваллетом она была по-прежнему вежлива, отвечала ему, когда он заговаривал с ней, скромно складывала ручки на коленях, а при первой же возможности снова обращалась к Дэнджерфилду. На долю Боваллета выпадали только величественные реверансы и холодные замечания, зато Дэнджерфилду она ясно давала понять, что всегда, когда он этого хотел, он мог рассчитывать на ее улыбки и веселую болтовню. Сердце юноши, конечно, таяло на глазах, он даже обнаружил прискорбную тенденцию к обожествлению Доминики. В другое время это могло бы понравиться ей, но теперь она не собиралась изображать из себя богиню. Она изо всех сил намекала Дэнджерфилду, что он мог бы быть немного посмелее. Но все ее старания пропадали даром. Краешком глаза донья Доминика с возмущением замечала, как открыто забавляется ее поведением сэр Николас. Боваллет наблюдал за ее игрой смеющимися, оценивающими глазами. Леди удвоила свои усилия. Она была вынуждена признать, что славный Дэнджерфилд немного скучноват и упрекала себя за то, что тайком страстно желала общества Боваллета — он приносил с собой неожиданности, пряный привкус риска, свежий ветер приключения. С ним хотелось говорить по душам. Доминика прогуливалась с Дэнджерфилдом по палубе, засыпая его вопросами об искусстве управлять кораблем, притворялась, что ее интересуют его ответы, а сама постоянно искала глазами сэра Николаса, и, когда ее острый слух улавливал его звенящий голос или ее бдительный взгляд замечал, как он быстрым шагом проходит по палубе, она чувствовала, как ее сердце начинает биться сильнее, и с стыдом обнаруживала, что горячий румянец заливает ее лицо. Она не могла больше противостоять его силе, которая вынуждала ее искать его взгляда. Она пыталась бороться, но рано или поздно все равно украдкой поднимала голову и убеждалась, что его искрящиеся смехом глаза устремлены на нее.
