Блейк посмотрел ему прямо в глаза.
— Да, будем наблюдать, не так ли?
Несколько секунд они сверлили друг друга взглядом, и снова Блейк почувствовал неприязнь к Бичеру. Интересно, что делает здесь этот человек? Откуда он и чем занимался раньше?
— Судя по всему, у вас нет ни братьев, ни сестер, ни жены, не так ли? — спросил Блейка преподобный отец, меняя тему разговора.
Саманта втайне обрадовалась, что отец задал вопрос, который мучил и ее: не связан ли Блейк Хастингс брачными узами?
— У меня были два старших брата, но оба они умерли еще в детстве, — сообщил Блейк. — Моя мать скончалась при родах, дав мне жизнь. Что касается жены… — он почувствовал на себе выжидательный взгляд Саманты. — Несколько лет назад я собирался жениться на одной женщине. Но однажды, когда мы скакали верхом, она упала с лошади и сломала шею…
В глазах Блейка Саманта увидела такую скорбь, что почувствовала одновременно жалость и ревность. Это было очень глупо с ее стороны. Во-первых, смешно ревновать к той, кого уже нет в живых, а во-вторых, она только познакомилась с Блейком Хастингсом и, возможно, больше никогда не увидит его.
— Да, вы прожили тяжелую жизнь, мистер Хастингс, — сочувственно произнесла Милисент Уолтерс. — Все это так печально. Может быть, мы можем чем-нибудь помочь вам или что-нибудь сделать для вас…
— Действительно, вы подвергли сегодня себя риску, спасая нашу дочь: вступили в драку с человеком, угрожавшим ей, уже сами пострадав в стычке с этим Вестом и его дружками, — добавил преподобный отец. — Я перед вами в долгу.
Блейк несколько застенчиво улыбнулся.
— Вы уже и так отплатили мне прекрасным ужином и замечательным гостеприимством. А самое главное — пригласили на ужин Джорджа. Не многие поступили бы так, хотя и называют себя аболиционистами. Женщина в отеле, например, не позволила Джорджу остановиться вместе со мной. Теперь ему придется спать на чердаке конюшни.
— Какой позор! — искренне возмутилась Милисент Уолтерс.
— Он может остановиться у нас, — с готовностью предложил священник.
— Нет, сэр, — сказал Джордж. — Я там прекрасно устроился. Кроме того, утром мы уже уезжаем.
Сердце Саманты снова екнуло. Уезжают? Навсегда?
— Да, нам еще предстоит проделать огромную работу, — вздохнул преподобный отец. — Даже если нам удастся добиться отмены рабства, у негров по-прежнему останется много проблем. В стране появятся тысячи свободных рабов, которые не имеют ни малейшего понятия, что им делать дальше. Нужно будет помочь неграм начать самостоятельную жизнь. Богу известно, что немногие из нас готовы и желают взять на себя такую ответственность.
— Я чувствую, что прежде, чем это произойдет, наша страна расколется на два враждебных лагеря, — ответил Блейк. — Джордж тоже так думает. Отмена рабства будет нелегким делом и далеко не мирным. Доказательство этому — то, что происходит сейчас в Лоренсе, и то, что случилось с моим отцом.
Милисент покачала головой.
— Пожалуйста, давайте не будем заканчивать нашу встречу на такой грустной ноте. У меня на кухне готовится яблочный пирог. Я уверена, что вы с Джорджем с удовольствием отведаете его и выпьете кофе. После этого Саманта, возможно, сыграет нам на пианино.
— О, это было бы замечательно, — сказал Блейк, почтительно поднимаясь, когда миссис Уолтерс вышла из-за стола и направилась на кухню.
Эта невысокая пятидесятилетняя женщина еще сохранила следы былой красоты. Саманта была очень похожа на свою мать и, судя по всему, от нее унаследовала голубые глаза.
В противоположность своей жене мистер Уолтерс имел высокий рост и довольно плотное телосложение. Он уже начинал заметно лысеть, тем не менее, его красноватое лицо обрамляли густые седые баки.
Преподобный отец был беззаветно предан делу освобождения рабов и считался прекрасным проповедником. Блейк с уважением подумал о том, что эта семья, не задумываясь, покинула родные места, где прошла почти вся их жизнь, и приехала в новые необжитые районы страны, лишившись многих удобств и роскоши, к которым они привыкли у себя на родине, только для того, чтобы помочь делу свободы. Из разговора Хастингс узнал, что у Саманты есть еще старший брат Дру, учившийся на адвоката в Гарвардском университете.
Блейк снова встретился взглядом с Самантой и понял, что она испытывает те же чувства, что и он: они оба не хотели, чтобы эта встреча стала для них последней. Блейк решил про себя снова приехать в Лоренс с каким-либо грузом и попросить у преподобного Уолтерса разрешения видеться с его дочерью.
Хастингса беспокоило то, что Саманта активно помогала своему отцу вести аболиционистскую агитацию; он на собственном опыте знал, как опасно выступать за освобождение негров. Правда, Блейк надеялся, что сегодняшний эпизод на улице заставит девушку быть более внимательной и осторожной, но присутствие в доме священника Клайда Бичера внушало ему тревогу.
Безусловно, преподобный Уолтерс был честным и храбрым человеком. Однако Блейк чувствовал, что в силу своих христианских убеждений он слишком доверял любому, примкнувшему к благородному движению за освобождение рабов. А между тем, Канзас и Миссури буквально наводнили шпионы: люди, которые говорили одно, а делали совсем другое. Блейк подозревал, что Клайд Бич ер относился именно к этой категории граждан. Ему хотелось ошибаться, но если он прав, Саманта и ее семья находились в серьезной опасности.
Дальнейшая часть вечера прошла в веселой непринужденной обстановке. Саманта сыграла на пианино несколько незатейливых мелодий, а затем перешла к исполнению гимнов и патриотических песен. После этого настала очередь Джорджа. Уступив настойчивым просьбам Блейка, он согласился спеть пару необычных негритянских песен — волнующих историй о тяготах рабства и тоске по дому. У Джорджа оказался низкий и сильный голос. Душевное исполнение песен, которые негры обычно пели во время работы, покорило слушателей. Саманта только сейчас заметила, что Джордж очень красив, и ей захотелось узнать, любил ли он кого-нибудь? Может быть, у него была жена, которую продали другому хозяину? Саманта знала, что у большинства негров очень трагично складывается жизнь.
— Иногда музыка является для нас единственным, что помогает нам прожить день, — печально сказал Джордж, обращаясь к преподобному Уолтерсу.
— У тебя есть семья? — спросила Милисент.
— Нет, я не знаю своих родителей. Впрочем, это обычная история, когда здоровых сильных детей забирают у матери, как только она отнимет ребенка от груди, и продают другому хозяину. Все так привыкли к этому, что подобное событие не вызывает никакого протеста. Я, как и многие негритянские дети, не помню мать и отца, не знаю, были ли у меня братья и сестры.
