Луиза с обожанием взглянула на Шарлотту.
— Да, Ваше драгоценное Высочество, порвали.
— Ах, как вы мило это сказали! Словно вы любите меня даже за мои проступки.
Шарлотта бросилась к Луизе, обхватила ее за шею и поцеловала. Луиза уколола палец; ткань, которую она держала, упала на пол, однако с уст Луизы не слетело ни слова жалобы. Шарлотта имела обыкновение бурно проявлять свои чувства.
— Так уж вы устроены, вы всегда рвете свои вещи, — со снисходительной улыбкой пробормотала миссис Гагарина.
И тоже заслужила горячий поцелуй.
— Да, я ужасно неаккуратна, все рву! — вскричала Шарлотта, смеясь. — Мисс Хеймэн часто рассказывает мне, Сколько чепчиков я изорвала, показывая ей, как мистер Каннинг снимает передо мной шляпу и кланяется. Она обычно поднимала меня и подносила к окну, когда он проходил мимо. Мне кажется, я это помню... или, может, мне просто так кажется, потому что мисс Хеймэн столько об этом рассказывала. Она очень расстроилась, когда папа ее прогнал, и она не смогла больше меня нянчить. Но зато подружилась с мамой и переехала в Монтэгю-хаус. Я уверена, что ей там очень весело.
Таким образом Шарлотта пыталась навести дам на разговор о Монтэгю-хаусе и о том, что она мысленно окрестила «этим делом», однако дамы проявили большую осторожность, чем миссис Адней. Хотя Шарлотте почудилось, что они обменялись поверх ее головы многозначительными взглядами.
Она вздохнула.
— Милорд Фишка ужасно мной недоволен. Мне придется принять покаяние. Угадайте какое! Никогда не угадаете. Я буду носить форму, какую носят приютские девочки. Это очень простое и скромное платье, и епископ надеется, что через неделю я научу немного обуздывать свою гордыню.
— Приютскую форму! — воскликнула Луиза. — Принцесса будет носить приютскую форму?!
— Да не в одежде же дело, дорогая Луиза. Важно, какая у человека душа. Я и в приютском платье буду той же Шарлоттой, которую вы видите перед собой сейчас. И можете не сомневаться, очень скоро порву его, как рву все мои платья. Но, может, мне действительно удастся научиться смирению. Знаете, я ведь ударила миссис Адней по лицу.
— Она наверняка этого заслуживала, — заявила верная Луиза.
— О, разумеется, но мне все равно не следовало этого делать. Мне следовало сложить руки — вот так — поднять глаза к потолку и сказать, как сказал бы на моем месте Фишка: «Мадам, вы совершили страшную ошибку. Умоляю, следите за собой... И прежде чем решитесь говорить такие ужасные вещи, лучше произнесите «Отче наш». Я приказываю вам надеть форму приютской девочки». О, я могла бы много чего еще сделать, но вместо этого влепила ей пощечину.
Дамы рассмеялись. Милая Гаги! Милая Луиза! Да, на них можно положиться.
— Давайте теперь поговорим.
— О чем, Ваше Высочество?
— Обо мне, разумеется. О всяких моих поступках.
Это была любимая тема: все трое с удовольствием посмеивались над проказами Шарлотты, вспоминали ее хорошие и плохие поступки и находили в них комичные и трагичные стороны. Однако дамы никогда не обвиняли Шарлотту — поэтому общаться с ними было гораздо приятнее, чем с епископом, — они говорили, что даже самые дурные ее выходки — это вполне естественные детские шалости, происходящие от избытка резвости.
— Вы всегда были очень доброй, — сказала миссис Гагарина. — Помните того мальчика в канаве?
Все трое помнили. Эту историю рассказывали уже столько раз, но все равно почему бы не послушать ее снова?
— Он лежал в канаве — бедный, изголодавшийся мальчик, а Ваше Высочество ни за что не желали оставить его там. «Как тебе помочь?» — спрашивали вы. Он замерз, он был голоден, на руке у него была рана. Она кровоточила. И вы... вы собственноручно сделали ему перевязку! Конечно, многим это не понравилось. Они потом выговаривали за это Вашему Высочеству. Вы могли подхватить какую-нибудь болезнь. И что ответили вы, Ваше Высочество?
— Иисус не побоялся исцелить прокаженного, — сказала Шарлотта. — Так с какой стати мне было бояться перевязывать руку бедному мальчику? О, такие слова под стать самому милорду Фишке! Но во всяком случае я не бросила мальчика. Я дала ему еды и денег, и он был мне очень благодарен. Хотя я не всегда бываю таким ангелочком, не правда ли?
— Да, на вас иногда находит.
— Довольно часто.
— Помнится, Ваше Высочество пели в королевской гостиной, — хихикнула Луиза.
— Да-да, она была совсем маленькой. Принцесса Мария поставила ее на стул и попросила спеть для гостей.
— На вас было тогда розовое шелковое платьице с белым атласным поясом — сплошное очарование.
— Да, а я стала фальшивить. Но все мне аплодировали и уверяли, что все чудесно... а на самом деле хвалили меня только потому, что я принцесса.
— Это было премилое зрелище. Король плакал не таясь.
— Его легко растрогать.
— А принц был так горд.
— Не думаю, он ведь сам прекрасно поет. Вероятно, он притворялся, что гордится мной, поскольку того требовали правила хорошего тона. Он ведь придает им большое значение.
— Все принцессы хлопали в ладоши, и королева тоже была очень довольна.
— Она нечасто бывает мной довольна.
— О, в тот раз она была очень довольна. Все получилось великолепно.
Шарлотта внезапно задумалась.
— Но потом из этого вышла неприятность. О Господи, боюсь, что я действительно очень плохая девочка. На следующий день я спросила моего учителя, как я пела, и он сказал: «Превосходно». А я вдруг разозлилась, ведь он сказал неправду. Разозлилась я на себя — за то, что не смогла спеть хорошо — но выплеснула свою злость на него, обозвала его болваном и сказала, что меня не может учить болван, который боится поправлять ученицу, поскольку она не обычная девочка, а принцесса.
— Но это прекрасно! Вы не приняли лести — и были правы.
— Да, но я отказалась заниматься у этого учителя, и его прогнали. И хотя я потом просила папу вернуть учителя обратно, папа не согласился. Да, в тот раз во мне все-таки говорила гордыня. Гордыня, замаскировавшаяся под добродетель. А кончилось все отставкой бедного учителя музыки. Надеюсь, он меня простил. О, давайте больше не будем говорить обо мне. Поговорим лучше о вас. Пожалуйста, расскажите мне о мистере Гагарине. Интересно, где он сейчас. Вы думаете, в России? Но, может, вам больно о нем вспоминать, дорогая Гаги? Больно, да?
— Нет, это было так давно.
— Тогда расскажите нам еще разочек.
И миссис Гагарина в который раз принялась рассказывать про свою любовь к мистеру Гагарину... только он был не простым джентльменом, а очень знатным человеком, который приехал из России с каким-то поручением и явился к английскому двору.
