– Нужно быть осмотрительнее, не доверять ребенка незнакомым людям, таким, как Джоко… или я. Ты ведь совсем ничего не знаешь о нас. Эй! – Его замечание, даже если оно было шуткой, попало в цель. Дженни резко отодвинулась от него, синие глаза потемнели от гнева.
– Мне казалось; я немного знаю вас, мистер Ангел, но я не заметила вашего стремления помочь мне, – выпалила она. Габриель ласково, успокаивающе, как умел только он один, коснулся ее подбородка.
– Моя фамилия Агнелли. Извини, Дженни, мне не следовало этого говорить. Эй! Не сердись! – его глаза умоляюще смотрели на девушку. Чувство вины и раскаяния мгновенно стерли с его лица выражение мужской самоуверенности, и Дженни сразу же простила его: не такой уж он плохой человек. Она знала, что ее слабостью, а, возможно, и чертой характера, было то, что она слепо доверяла тем, кого любила. Теперь она понимала, что ее поведение не только неразумно, но даже опасно. Вот сейчас она снова забылась и поверила Габриелю, хотя он сам просил ее быть осторожнее с незнакомцами. Красивый мужчина, с чувственными губами и искрящимися глазами, с невестой, которая напрасно ждет, что ее позовут, отвернувшись от нее, задумчиво смотрел на закат. Нет, она не позволит себе шалить его самолюбие, неважно, что он привлекателен, а она уже многим обязана ему.
– Ты потратил свои деньги, отложенные на дорогу, чтобы освободить нас. Как ты теперь доберешься до Калифорнии? Вот… возьми мои. Я обменяла шведские кроны на десять зеленых долларов. Правда, осталось только восемь… нас накормили какой-то бурдой на острове. И я заплатила женщине, которая накормила Эллиса. Надеюсь, мой дядя сможет отдать тебе остальные. Если нет, то я буду работать и верну тебе долг, – вид Дженни выражал тревогу и озабоченность. – Я никогда в жизни не занимала денег, и мне неприятно, что пришлось это сделать сейчас. – Она была в панике, чувствуя, что ее независимости может быть нанесен большой ущерб.
– Забудь об этом, Дженниланган. Я дал охраннику столько, сколько он просил… Через две-три недели работы в Нью-Йорке у меня будут деньги на дорогу. Оставь свои деньги себе. Тебе они нужнее, чем мне.
Пароходик причалил к пристани. Огромный город встречал их мириадами мерцающих огней. Стоя на носу суденышка, Дженни оглянулась на белопенный след на воде за кормой, на остров Эллис и мисс Либерти с факелом свободы в руке. Ее охватила бурная радость и ожидание зари нового дня. С отеческой заботой Габриель повел женщин с детьми по причалу.
Вдруг из темноты навстречу им выступили три неясных фигуры.
– Дженсин Лангансдатер! – позвал один из мужчин.
– Габриель, наверное, это друг моего дяди! Я знала, дядя Эвальд не бросит меня, – она кинулась к ним, потом нерешительно остановилась. Девушка заметила, что они пьяны. – А, Гьерд Зорн! Теперь-то что вам надо от меня? – спросила она с холодным презрением. Переводчик злобно смотрел на нее бесцветными, слезящимися глазами.
– Из-за вас меня уволили… выгнали с работы! – закричал он заплетающимся языком. Лицо его стало багровым. Двое крупных мужчин, как две капли воды похожих на него, – возможно, его братья – поддерживали Зорна под руки. Один, смущаясь, принялся извиняться перед Дженни на шведском языке. Второй пытался удержать и урезонить Гьерда, но тот вырвался и, сжав кулаки, двинулся к девушке.
– Вас уволили из-за непорядочного поведения, мистер Зорн, – резко сказала Дженни. – Скольким растерявшимся, напуганным женщинам вы сломали жизнь? А ведь ваша обязанность – помогать нам, приезжим. Как вам не стыдно, сэр! – Когда взбешенный переводчик приблизился к девушке, Габриель шагнул вперед и закрыл собой Дженни. Один удар пришелся Зорну в живот, второй – в голову. Согнувшись пополам, Гьерд рухнул на землю. Он неподвижно лежал на булыжниках мостовой, глядя на девушку удивленными, безумными глазами.
– Ты заплатишь мне за это, Дженни Ланган! – прошипел он. – Даже если мне придется перевернуть вверх дном весь город… всю страну от края и до края, я найду тебя, всех вас. И когда найду… вы дорого заплатите мне! – Левый глаз Зорна заплыл и стал багровым. Приятели подняли незадачливого переводчика и потащили прочь.
– Дьявольское отродье, – прошипела ему вслед Медея.
Габриель весело рассмеялся.
– Медея – злющая маленькая старушонка, У нее очень красочная речь. Ты не боишься доверять ей детей, Дженни?
– Она ругается только по-итальянски. Я с трудом ее понимаю. А беспокоиться о маленькой шведской девочке и о младенце совсем нет причин. И… Ангел Габриель, спасибо тебе за помощь. Чао! Прощай. – Дженни улыбнулась, поставила на землю корзину и протянула ему руку. – Напиши мне в Айову, а еще лучше, приезжай, и я верну тебе твои деньги до последнего цента.
На лице Габриеля отразились удивление и беспокойство.
– Эй! Думаешь, я отыщу тебя в огромной Айове по мановению волшебной палочки, а потом получу свои денежки, надеюсь, с процентами? – Девушка серьезно кивнула головой. – Что, черт побери, ты хочешь сказать своими «чао» и «прощай»? Куда, скажи на милость, ты собираешься за свои восемь долларов везти двоих детей и старушку, которая, возможно, любит поесть? Идем со мной, хотя бы на одну ночь. А завтра…
– Нет, нет, – быстро сказала Дженни. – Я никуда не собираюсь идти. Я буду ждать своего дядю здесь. Если я уйду отсюда, как он найдет меня в Нью-Йорке?
– Послушай, а что ты будешь делать, если вернется этот Зорн? – сердито спросил Габриель.
– Не волнуйся, он не вернется. Он трус, – она решительно уселась на чемодан.
Старушка, следуя ее примеру, уселась рядом.
– Вы проголодаетесь, – Габриель бросил на мостовую свой узел. Он не мог оставить их одних, бедных и беззащитных, в незнакомой стране, где надо бороться за свое месте под солнцем и где трудно даже тем, кто уверен в себе и может за себя постоять.
– До прихода дяди мы с голоду не помрем, – уверенно заявила Дженни. – К тому же у Медеи целая головка сыра, а утром я куплю яблок у уличных торговцев, если, конечно, мы еще будем здесь.
– А малышу не надо молока, правда? – Агнелли терял терпение, говорил быстро, проглатывая звуки.
– Если мы не уйдем до утра, попросим одну из проходящих мимо кормящих мам, и она покормит нашего младенца, – она упрямо сжала губы.
– В этом городе погода неустойчивая в марте. Лень – тепло, день – вьюга, – доказывал он. – Прошу, разреши предоставить тебе кров, хотя бы на одну ночь. Завтра утром я приведу тебя на это самое место. Пошли. – Дженни отрицательно покачала головой и отвернулась от него.
Она не очень-то верила в его благие намерения, да и в свои тоже. Даже если его помыслы чисты, она не собиралась еще больше запутывать отношения с этим решительным человеком и постоянно чувствовать себя обязанной ему. Габриель как будто решил, что может руководить ее жизнью и указывать ей, как следует поступать!
