— Миледи? — раздался строгий голос епископа.
Эмма растерянно заморгала, сообразив, что пропустила нечто важное. Епископ Уайкхем вновь произнес слова брачного обета, и Эмма задыхающимся голосом повторила их. Ее жених проговорил клятву также тихо. Когда епископ предложил молодому мужу поцеловать жену, Эмма стиснула зубы, готовясь мужественно вынести испытание. Закрыв глаза, чтобы не выдать своего отвращения, окажись он некрасив, она повернулась к новобрачному.
Эмори также собрался с духом и обреченно приподнял черную вуаль с лица жены. Зрелище, открывшееся ему, когда мрачная завеса откинулась, заставило его замереть. Стоявшая перед ним женщина не только не была уродливой, но оказалась просто-напросто красоткой. Правда, глаза ее были плотно закрыты, так что полной картиной он еще не мог насладиться, но кожа ее была безупречна, розовые сочные губы манили к поцелую, а носик… Он не был прямым и по-королевски величественным, но оказался лукаво вздернутым, предполагая в хозяйке очаровательную шаловливость. И самое главное, она была молода. Зря он боялся, что ему подсунут какую-нибудь старуху!
Улыбка изогнула его губы, в то время как ее нетерпеливо дрогнули из-за его медлительности. Не противясь более велению долга, Эмори схватил ее за плечи и, приподняв над землей, припал к ее губам. Испытанное при виде красоты Эммы облегчение выразилось в том, что предполагаемое краткое, холодное касание перешло в поцелуй, горячий и нежный.
Удивленная Эмма распахнула глаза. Наконец она увидела прямо перед собой лицо своего нового мужа. Это был смуглый рыцарь, однако теперь он вовсе не выглядел мрачным. Напротив, он улыбался ей с такой теплотой, что голова ее закружилась. Она успела ответить ему неуверенной улыбкой и, после того как он быстро поставил ее на ноги, ошеломленно повернулась к епископу, чтобы дать ему возможность завершить обряд.
Звучный рокочущий голос Уайкхема прогремел над ее головой, провозглашая их супругами, но Эмма ничего не видела и не слышала. Перед ее мысленным взором стояло улыбающееся лицо новообретенного мужа, еще непривычное, но такое нежданно обаятельное.
Темные волосы. Пожалуй, чуть длинноватые, можно даже сказать, лохматые, но идеально сочетающиеся с его загорелым лицом. Добрые темно-карие глаза, окруженные мелкими морщинками, говорящими о привычке смеяться. Рот… твердый и нежный, обаятельный в улыбке, обольстительный в поцелуе…
Окружавшая их толпа внезапно разразилась восторженными криками. Церемония закончилась. Эмма с облегчением вздохнула. Они обвенчаны. Все прошло хорошо. Теперь им ничто не угрожает.
— Вам пора удалиться к себе.
При этих словах епископа, произнесенных громко и решительно, щеки Эммы вспыхнули жарким румянцем. Последние полчаса она провела словно в тумане. Она ела то, что перед ней ставили, пила то, что ей наливали, и старалась изо всех сил не смотреть на своего мужа. Как это все-таки странно — выйти замуж за совершенно незнакомого мужчину! Эмме уже довелось испытать подобное, однако к такому не привыкнешь.
Она заметила, что сразу по возвращении в замок Рольф и епископ отвели Эмори в сторонку и долго с ним разговаривали. Несомненно, они подробно описали ему ситуацию, и теперь он наверняка понимает, как важно поскорее осуществить их брак на деле. Но, право же, вот так приказать им отправляться в постель… это уж чересчур! Они и часа не провели за праздничным столом.
— Еще ведь совсем светло, — возразила Эмма, пытаясь не обращать внимания на свои пылающие щеки.
— Нет, епископ прав, — заявил Рольф, вставая со своего места и подходя к ней. — Дело надо завершить.
При виде смущения невесты Эмори нахмурился, укоряя взглядом обоих мужчин, но поднялся из-за стола.
— Пойдемте, миледи, удалимся в свои покои. Тогда никто не сможет нас упрекнуть в том, что епископ и ваш двоюродный брат с большим пылом отсылали нас в брачную постель, чем мы сами в нее стремились.
С неуверенной улыбкой Эмма обвела глазами присутствующих. Ее собственные слуги благодаря разнесшимся, как лесной пожар, слухам были хорошо осведомлены о событиях, предшествующих свадьбе. Они с нескрываемым нетерпением ждали немедленного свершения брака, спасающего их от ига Бертрана и его матери. Однако люди Эмори выглядели растерянными. На лицах некоторых его друзей отражалось подозрение. Его друг Блейк с тревогой наблюдал за странным поведением епископа и Рольфа. Заметив это, Эмори успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Лорд Рольф все вам объяснит, — проговорил он, уводя Эмму из зала.
Действительно, Рольф немедленно подсел к Блейку, чтобы все рассказать. Эмори представлял себе удивление друга, когда тот узнает причину поспешности этой свадьбы. По правде говоря, ни он, ни Блейк особой приязни к Бертрану не испытывали. Он был алчным и жестоким себялюбцем, да еще и трусом в придачу. Из-за его неумелого командования во время ирландского похода бессмысленно погибло множество людей. Более того, оба они подозревали, хотя и не имели прямых доказательств, что именно Бертран предал короля тогда, в Ирландии, пропустив в его палатку убийц. Покушение, к счастью, сорвалось. Но, возможно, подумал Эмори, они просто предубеждены против этого хитрого негодяя. Размышляя о прошлом, Эмори не заметил, как они поднялись до половины лестницы, и тут внезапно осознал, что пробил час свершения…
Боже! Настало время ложиться в постель с этой крохотной женщиной, которая шла рядом с ним. Он судорожно вздохнул. Все мысли о Бертране мигом улетучились из головы.
Лорд Рольф постарался объяснить ему обстоятельства предыдущего замужества Эммы, подчеркивая ее невинность и наивность. По слухам, муж ни разу не воспользовался своим супружеским правом. Эмори трудно было поверить, что Фальк был таким глупцом, чтобы пренебречь этой милой девушкой. И мысль об этом вовсе его не радовала. Конечно, приятно сознавать, что твоя жена не знала до тебя другого мужчины, но Эмори никогда не доводилось овладевать девственницей. Будучи незаконнорожденным и зная по собственному опыту превратности и тяготы жизни внебрачного ребенка, Эмори твердо решил не умножать число себе подобных. Поэтому плотский голод он обычно утолял с солдатскими девками, маркитантками и никогда не имел дела с непорочными девицами. Так что теперь он оказался весьма в затруднительном положении. Он просто не знал, как обращаться с невинной девушкой, с чего начинать.
Взгляд его скользнул по невозмутимому личику жены. Казалось, ее совершенно ничто не тревожило. Интересно, сколько продлится такое блаженное спокойствие неведения? Скорее всего до той минуты, пока не захлопнется дверь спальни. Тогда она наверняка испугается, разразится потоком слез и будет смотреть на него, как на дикого зверя.
