И так изо дня в день, редко, когда он позволял себе устроить выходной день.
Возможно, только в последние два-три года он все больше времени стал посвящать охоте и карточному столу.
Давно поставив себе цель стать самым богатым плантатором и уважаемым человеком среди соседей, он неуклонно приближался к ней.
— Послушай, Мамушка, а чего это вдруг к нам наведалась миссис Макинтош?
Служанка пожала плечами.
— Наверное, вы ее пригласили, сэр?
— Ах, да, я ее приглашал. Что, она, наверное, сокрушалась, что не застала меня дома?
— Да, она просила миссис О’Хара передать вам привет и приглашение в гости.
— Обязательно заеду, — сказал Джеральд О’Хара, — заеду, чтобы сказать, какой ожидается урожай. Это произведет на Макинтошей большое впечатление. Правда, Порк?
— Конечно, сэр, они будут удивлены. И улыбки сразу же сползут с их лиц. Они уже не будут такими надменными, как раньше.
— А ты помнишь, Порк, первую встречу с Макинтошами?
— О, да, сэр, прекрасно помню. Мистер Макинтош расхаживал возле нашего непостроенного дома и стучал все время хлыстом по своему сапогу. А его слуга с презрением смотрел на нас.
— Да, Порк, а теперь мы разбогатели. Какой у нас теперь большой дом.
— Да, дом у вас большой и хороший, и жена у вас очень хорошая.
Джеральд О’Хара вновь самодовольно хмыкнул и приказал Порку наполнить стакан.
Того и не надо было просить. Он чувствовал малейшее желание своего господина. Бокалы мгновенно были наполнены.
Джеральд позволил своим слугам выпить еще.
— Теперь уже никто не расхаживает возле моего дома и не смотрит ни на тебя, Порк, ни на тебя, Мамушка, презрительно. Ведь вы слуги богатого хозяина.
— Конечно, сэр, мы очень счастливы, что живем в вашем доме.
— А помнишь, как я выиграл тебя в карты?
Лицо Порка сделалось задумчивым.
— Сэр, это было так давно.
— Прошло всего лишь двенадцать лет.
— Нет, сэр, не двенадцать, а пятнадцать, — поправил его Порк, посчитав пальцы на руках.
— Ах, да, правильно, Порк. Действительно, прошло пятнадцать лет. А кажется, что это было вчера. Я даже помню лицо твоего хозяина. Оно сделалось серым, когда мы перевернули карты.
И я, сэр, все помню.
— Ты не жалеешь, Порк, что достался мне?
— Что вы, сэр? Да я просто счастлив, что достался вам.
— А ты, Мамушка? Не жалеешь, что живешь в моем доме?
Женщина пожала плечами.
— А о чем жалеть? Меня никто не обижает. Мне у вас хорошо.
— А может быть, вы хотите, чтобы я отпустил вас на волю? Хотите жить самостоятельно?
— Сэр, сэр, — Мамушка хлопнула в ладони, — что плохого мы вам сделали? Чем мы вас обидели? Чем прогневили?
— Нет, Мамушка, не волнуйся, я пошутил.
Но негритянка была очень напугана — она не могла представить себя, свою жизнь иной. Она уже свыклась с семьей Джеральда О’Хара, свыклась с Эллин, которую вырастила с пеленок, со Скарлетт, со Сьюлен, с Кэрин. Они все казались ей родными и близкими.
— А как же без меня будут слуги? — обращаясь к Джеральду О’Хара, сказала Мамушка.
— Слуги? — хозяин задумался, — какие слуги?
— Да в доме, все эти горничные, повара…
— Да, Мамушка, без тебя будет тяжело. Честно признаться, я тоже не могу представить свой дом без тебя и Порка, вы у меня, как правая и левая рука. Ладно, идите спать, — вдруг закончил Джеральд О’Хара и взмахнул рукой.
— А кто же вам снимет сапоги, сэр? — Порк замер, не двигаясь с места.
— Ах, да, сапоги, — не глядя на свой бокал, произнес Джеральд О’Хара, — знаешь, Порк, я сниму их сам, иди спать, завтра рано встаем.
— А куда мы едем? — поинтересовался лакей.
— Ты никуда не едешь. Я поеду один. Я хочу заехать к Макинтошам. Но это только после того, как я осмотрю плантации и поговорю с управляющим.
— А он сегодня был в поместье, — заметила Мамушка.
— И еще, Порк, скажи кучеру Тоби, чтобы он приготовил с утра экипаж. Я поеду не верхом.
— Будет исполнено, сэр.
Порк поклонился и вышел из гостиной. Мамушка еще немного постояла, глядя, как хозяин допивает виски, и тоже неспешно удалилась.
У каждого человека в жизни своя дорога.
У одних она легкая и прямая, у других извилистая и тяжелая.
После того, как Ретт Батлер, поссорившись с отцом, покинул Чарльстон, он и сам не мог сказать, что его ждет впереди. Но он смело смотрел в будущее.
Он был уверен в своих силах, был уверен в том, что впереди горит яркая звезда удачи, и ее свет согреет его и спасет от всевозможных неприятностей и несчастий.
Да, жизненная дорога Ретта Батлера не была легкой и прямой, но он сам ее выбрал. И поворачивать назад не хотел, да и сложно это было сделать — отец проклял его и выгнал из дому.
Ретт Батлер простил отца. Он понимал, что отец в чем-то был прав.
Но знал Ретт Батлер и то, что и он сам был прав.
Он не чувствовал себя виноватым, так как справедливо полагал, что они с отцом — люди разных поколений — имеют разные взгляды на жизнь, разные ценности.
Нет, Ретт Батлер и не хотел прожить тихо и спокойно в Чарльстоне и там же умереть.
Ему хотелось испытаний, ему хотелось переживаний, ярких чувств. Ему хотелось испробовать самого себя в самых сложных и непредвиденных обстоятельствах.
Поэтому из Чарльстона он и двинулся на юг.
И как же здесь, на этих извилистых дорогах, теряющихся в пыли, пригодился ему его талант, талант меткого стрелка, и отчаянный характер.
Ведь Ретт Батлер ничего не боялся. Он всегда трезво оценивал опасность и пытался найти выход. И это ему всегда удавалось.
Звезда удачи, горящая над его головой, еще ни разу не померкла и не отвернула от него свои искристые лучи.
Дороги, дороги, дороги… Сколь их на необъятных просторах земли.
Конечно, Ретт Батлер понимал, что все эти дороги ему не пройти, что надо найти ту, единственную, которая принадлежит только ему.
И он упорно колесил по стране, менял города, поселки, менял штаты, графства, пытаясь обрести свой истинный путь.
Вот и сейчас он ехал на своей лошади по пыльной дороге, приближаясь к границе с Мексикой. Впереди, в золотистом мареве, появились очертания маленького городка.
«Скорее туда, — сам себя подгонял в мыслях Ретт Батлер, — я уже сильно устал. Лошадь едва плетется, солнце палит нещадно. И мне, и моей лошади требуется отдых, хотя бы недолгий, а потом… Потом я снова двинусь в путь и буду искать свое счастье, убегающее и ускользающее из рук».
