Тилли смотрела на Стива и думала, на самом ли деле он забыл, что сказал ей, когда пришел делать предложение.
— Я убил Хэла для тебя, — сказал он. — То, что я с ним сделал, я сделал для тебя. — Или годы стерли эти воспоминания? Наверное, так оно и лучше. Да, все к лучшему.
Пока Стив связывал книги, оба молчали, и только уже у калитки, Тилли сказала:
— Я так рада, что ты устроился в коттедже, Стив. Мне бы пришлось его продать или сдать в аренду кому-нибудь. Но никто не стал бы за ним присматривать так, как ты.
Стив приостановился, повернулся к ней и спросил:
— Ты бы его продала?
— Не знаю. Не думаю…
— Ладно, мы еще поговорим об этом потом, верно?
— Разумеется.
— Кстати, о купле-продаже. Несколько лет назад и мне повезло.
— В чем же?
Они уже подошли к лошади.
— Ты помнишь тех людей, у которых я жил, когда работал в Дархэме: некие мистер и миссис Рэнсом? Так вот, старушка умерла, он совсем без нее растерялся и однажды в выходной повез меня в дом, расположенный в глуши Нортамберленда. Там кругом одни холмы и овцы. Он там вырос. Всего лишь небольшая хибара, ничего общего с этим, — он кивнул головой в сторону коттеджа, — две маленьких комнаты, сарай да две овчарни, причем все в полуразрушенном состоянии. Ну вот, с того дня мы стали туда наведываться и понемногу заниматься ремонтом. В конце концов я уже вполне мог бы работать каменщиком. В хорошую погоду там просто отлично. Но зимой там и у бронзовой мартышки нос отмерзнет, даю слово. Короче, когда мистер Рэнсон умер, я узнал, что он завещал домик мне, да впридачу еще и десять акров земли. Звучит отлично, верно, но на этой земле ничего не вырастишь, годится лишь для выпаса овец, да и то небольшой отары. И все равно, видишь, Тилли, я теперь тоже землевладелец. Удивилась?
— Да, Стив, но я очень за тебя рада.
— Смешно, правда? Ни ты, ни я и гроша за душой не имели для начала, а сейчас — оба хорошо устроены, ты особенно. Я больше всех рад за тебя, Тилли.
— Спасибо, Стив, большое спасибо.
Они ласково улыбнулись друг другу. Затем он наклонился, подставил ладонь под каблук ее сапога и легко усадил Тилли в седло, весело заметив:
— Ты хорошо смотришься в седле. Славная лошадка. В любой момент сменяю ее на мою клячу.
Тилли засмеялась.
— До свидания, Стив.
— До свидания, Тилли.
Лошадь сделала всего несколько шагов, когда женщина повернулась и взглянула на мужчину. Он уже не улыбался. И ей вдруг показалось, что на лице его промелькнуло такое знакомое выражение, которое она часто видела, когда он был подростком. И это насторожило ее. Но ненадолго: до ворот особняка.
Тилли передала лошадь Питеру Майерзу, вручила книги встретившему ее на пороге Биддлу и вошла в холл. Тут к ней бросилась Жозефина, спрыгнув со второй ступеньки лестницы и проскользнув под рукой Конни Брэдшоу, девочка закричала:
— Мама! Мама! Она ударила Вилли! Мама, она ударила Вилли.
Тилли взяла ребенка за руку.
— Тихо, успокойся, Жозефина! — Потом подняла глаза на Конни, которая держала Вилли за руку.
— Что случилось?
— Я лишь шлепнула его по руке, мэм.
Тилли внимательно посмотрела на девушку, потом притянула к себе сына и спросила:
— Тебя ударили, Вилли? За что?
Мальчик немного поколебался, вглядываясь в мать и часто моргая, потом ответил:
— Я плохо себя вел, мама.
Тилли давно уже заметила, что сын никогда не отвечает простым «да» или «нет», а старается объясниться. Для маленького ребенка эта черта была странной, она говорила о том, что он старается избежать неприятностей для себя и других.
— Почему ты себя плохо вел? Что ты сделал?
— Я потянул за нянину цепочку.
— Он только тронул, мама, она плохой. Она его сильно ударил.
— Вовсе нет, вовсе нет. Я шлепнула по руке, вот и все.
Тилли взглянула на девушку. На ней не было никакой цепочки. Естественно, она не могла носить ее в детской. Тилли не стала выяснять, за какую цепочку Вилли потянул, но сказала:
— Пожалуйста, никогда впредь не поднимай руку на моих детей. Если они будут скверно себя вести, сразу же приходи ко мне, я сама с ними разберусь. Понятно?
— Да, мэм.
— Хорошо, а сейчас отведи их в детскую. Я скоро приду.
— Она плохой, мама. Она плохой.
— Тихо, Жозефина. Хватит. Теперь будь хорошей девочкой и иди с Вилли.
Дети послушно отправились за своей новой няней, но отнюдь не молча, потому что бормотание Жозефины было слышно даже с галереи.
Тилли повернулась к Биддлу, стоящему с книгами в руках, и попросила:
— Отнеси их в детскую, пожалуйста.
— Слушаюсь, мэм.
Видя, как лакей поднимается по лестнице, Тилли пожалела, что Анна потратилась на такую яркую форму для него и Пибоди. Бриджи и гетры выбивались из общей атмосферы дома.
Она вздохнула и задумалась, идти ли ей на кухню, как она собиралась, или подняться наверх и переодеться. Пока она не спеша поднималась по ступенькам, шла через широкий балкон, а затем по длинному коридору, до нее доносился высокий, возмущенный голос Жозефины. Тилли печально улыбнулась. Изменилось не так уж много: совсем недавно Мэтью, его братья и сестра носились как угорелые по этому дому, громко визжа, гоняясь друг за другом, пробегая по этой же самой лестнице и коридору.
И снова она вспомнила Мэтью. Мэтью, Мэтью! Он полюбил ее с первого взгляда. Ему тогда было десять лет, а ей шестнадцать. И вот он умер, до последней минуты любя ее, оставив в ее душе на всю оставшуюся жизнь чувство вины.
Войдя в свою комнату, Тилли сразу же взглянула на кровать. На ней она лежала с его отцом, но никогда с ним. Тут же она спросила себя, почему в голову приходят такие мысли, почему она считает, что Мэтью влияет на ее оставшуюся жизнь. Но разве она не дала клятву никогда больше не любить, разве обещание умирающему не было для нее тяжелым грузом? Или было?
Тилли сняла костюм для верховой езды и одела халат. Сев перед зеркалом, она вспомнила, что ей всего лишь тридцать пять лет, а волосы у нее белее снега. Волосы старухи, хотя на лице нет ни морщинки. Когда она встала, затянув потуже пояс халата, настырный внутренний голос спросил: «Какая тебе разница, как ты выглядишь?» Ведь внешностью стоит заниматься только ради мужа или любовника. Когда-то у нее были и тот и другой, а теперь нет никого. Пусть так и остается.
— Мам, послушай, я видела, она трясла Вилли, как крысу. Если ли бы кто-нибудь видел, ей бы не поздоровилось, но мисс Жозефина убежала к озеру. Я видела все из окна галереи.
— Ну, если бы она сделала ему больно, он бы закричал.
