Это был он! Тот самый мужчина! Тот самый, что грозил убить ее.
Она вздрогнула. Сердце ее сжалось от страха, дыхание болезненно участилось.
Его пальцы перестали гладить ее по волосам. Джонет усилием воли заставила себя лежать неподвижно с закрытыми глазами.
Несколько долгих мгновений мужчина пребывал в неподвижности.
— Признавайся, — проговорил он наконец. — Чем я себя выдал?
Девушка открыла глаза.
— Что вы хотите сказать?
Его глаза прищурились, и ее вдруг пронизал холод.
— Не держи меня за дурака, милая, а не то я заставлю тебя сильно об этом пожалеть.
Джонет сразу почувствовала, что он на это способен, а взглянув снизу вверх в его суровое, решительное лицо, поняла, что в этом не может быть никаких сомнений.
— Ваш запах, — прошептала она. — Я… я его узнала.
— Мой… что?
— Ваш запах. Ну… что-то душистое, терпкое. Кажется, это сандаловое дерево.
Он уставился на нее с недоумением, потом его лицо осветила веселая улыбка.
— Сандаловое дерево? Боже милостивый!
Он от души расхохотался, и у Джонет немного отлегло от сердца.
— Матушка! — в его голосе послышалась легкая досада. — Это все она! Послала мне нового мыла из Лондона. «Последний крик моды при дворе», как она говорит.
Он наклонился и обнюхал собственные ладони.
— Ты права, — тут он снова выпрямился и взглянул на девушку, причем его серебристо-серые глаза все еще светились весельем, — придется мне это учесть на будущее.
Однако, к ужасу Джонет, его веселость испарилась так же быстро, как и возникла.
— Ну а теперь, раз уж ты меня разоблачила, крошка, давай-ка признавайся сама. Что ты помнишь о прошедшей ночи?
Она встретила его взгляд. До чего же нелепо себя чувствуешь, сидя полуголой в чужой постели и беседуя с человеком, который вполне может оказаться убийцей! Хотя… Разве убийцы пользуются душистым мылом?
— Только то, что вы собирались перерезать мне горло, — спокойно ответила Джонет. — Больше ничего.
— Ну что ж, значит, ничего особо важного.
— Возможно, с вашей точки зрения это не так уж и важно.
Он снял у нее с головы мокрое полотенце, окунул его в воду, отжал и вновь положил ей на лоб.
— Успокойся, девочка моя, я не собираюсь тебя убивать. Прошлой ночью я так сказал, просто чтобы ты не поднимала шума. Я кое-кого поджидал. Приятель назначил мне встречу как раз в том самом месте. Вот я и подумал, что, если ты закричишь, это может его отпугнуть.
Джонет и сама не смогла бы объяснить почему, но во встречу с приятелем она решительно не поверила.
— И что же этот… этот ваш приятель? Он пришел?
Выражение его лица не изменилось.
— Тебя это совершенно не касается, не так ли?
Незнакомец резко поднялся и подошел к сундуку, на котором стоял графин с вином, и налил до краев кубок тонкого венецианского стекла.
— На вот, выпей, — сказал он властно, протягивая кубок Джонет. — Голова у тебя, наверное, раскалывается. От вина тебе станет легче.
Голова у нее и в самом деле болела, ушибленные ребра ныли при каждом вздохе. Джонет сделала большой глоток вина и с удивлением обнаружила, что оно сдобрено сахаром и душистыми специями.
Он улыбнулся, заметив выражение ее лица.
— Вкусно?
— Да, — она отпила еще глоток, а потом бросила на него недоверчивый взгляд поверх края кубка. — А мое платье и… драгоценности? Где они?
— Вон там, в сундуке, — он кивком указал на противоположную стену комнаты, где стоял украшенный богатой резьбой сундук. — Только не пытайся их забрать. Сомневаюсь, что тебе удастся сделать хоть шаг даже ради спасения собственной жизни. Ушиб головы — вещь коварная. С моим отцом однажды такое было.
Джонет вновь глотнула сладкого напитка, твердо решив задать незнакомцу еще один вопрос, но не смея при этом поднять на него глаза.
— Кто уложил меня в постель?
— Моя старая кормилица. Я ей полностью доверяю, — в его певучем голосе опять послышались шутливые нотки. — Ты мне, конечно, не поверишь, но приличия были соблюдены почти полностью.
Она подняла на него взгляд. В его глазах читалось неподдельное восхищение, от его улыбки у нее перехватило дух. Нет, невозможно поверить, что он убийца, когда он вот так ей улыбается.
— Кто вы? — вновь спросила Джонет.
— Я не делаю из этого тайны, но если рассказать тебе все сразу и сейчас, милая, боюсь, ты решишь, что попала в лапы к самому дьяволу. После переговорим. Тебе надо отдохнуть.
У Джонет тем временем появились какие-то странные ощущения. Комната как будто накренилась, а фигура мужчины стала растворяться у нее перед глазами. Ее лицо горело жаром, в ушах начался звон. Девушка посмотрела на кубок с вином, и страшная догадка мелькнула у нее в сознании.
— В-вы меня опоили к-каким-то зельем?
Он наклонился и высвободил кубок из ее онемевших пальцев.
— Да. Ко мне нагрянули нежданные гости, и я не хочу, чтобы ты при них разгуливала по дому, шатаясь из стороны в сторону. А кроме того, тебе действительно нужен отдых.
Джонет вновь взглянула на него. Язык у нее стал заплетаться от выпитого вина и от страха.
— В-вы… хотите меня убить? Я… Я бы хотела з-знать…
— Нет. — Он опять присел на постель, слегка наклонившись к девушке. — Клянусь тебе, милая, я не собираюсь тебя убивать. Мне очень жаль, что я тебя так напугал. Это моя спальня, и никто тебя здесь не тронет. Моя старая служанка посидит тут с тобой, пока ты спишь. Ну а когда проснешься, мы все спокойно выясним.
Он взял ее руку и поднес к губам.
— За тобой присмотрят. Спи спокойно. Ни о чем не тревожься.
Это прозвучало как доброе напутствие. И, как ни удивительно, Джонет в самом деле погрузилась в глубокую дрему без сновидений.
* * *
Несколько минут Александр Хэпберн сидел, неподвижно уставившись на женщину, лежавшую в его постели. Когда ее умыли, она оказалась настоящей красавицей. Природа наделила ее той неподдельной и обворожительной неискушенностью, что сводит мужчин с ума. Золотисто-каштановые волосы тяжелой волной спускались ей на плечи, густые ресницы темными веерами неподвижно лежали на щеках. Вид ее цветущего рта на целую минуту заставил его задуматься о том, как сладко было бы целовать эти полные, сочные губы. К тому же он всегда был неравнодушен к зеленым глазам. Но поверить, что она горничная?
Его рот искривился в усмешке: у матери безусловно не было горничных с такой кожей, белой и нежной, как лепестки лилии, с такими руками, никогда не знавшими более тяжелой работы, чем вышивание гладью. А в складках одежды у этой девушки было спрятано сокровище, которому позавидовал бы принц крови. Вряд ли это жалованье горничной.
