– Я очень виновата, Милли. Мне надо было зайти за тобой.
Милли радостно улыбнулась.
– Это неважно. За мной зашел мистер Молверн. Он хорошо знает дом и обещал потом все мне показать.
Тильда поняла, что необходимо напомнить Милли цель ее визита.
– Вероятно, Сейнт-Ормонд захочет сам провести тебя по своему дому.
По унылому лицу Милли Тильда поняла, что такая возможность не идет ни в какое сравнение с предложением мистера Молверна. Тильда не винила ее, но это совершенно недопустимо. Она не может позволить, чтобы Милли показал дом молодой кузен ее предполагаемого мужа.
– Но он может быть занят, – с надеждой в голосе произнесла Милли.
В этот момент подошел сам мистер Молверн, а с ним хорошенькая юная девица, высокая и с каштановыми кудрями – явно его родственница.
– Леди Уинтер, могу ли я взять на себя смелость – поскольку тетя Марианна меня вам представила – познакомить с вами мою кузину мисс Хастингс? Луиза, это леди Уинтер и ее кузина мисс Пембертон.
Мисс Хастингс сделала реверанс и сказала:
– Я очень рада, что вы здесь. Обычно на семейных приемах единственная девушка – это я. Так приятно, когда есть кто-то твоего возраста.
Тильда быстро вычислила, что это старшая дочь леди Хастингс, сестры Сейнт-Ормонда. Из щебетанья Луизы и Амелии стало ясно, что Луизе предстоит выезд в свет в следующем году, так как ей только что исполнилось семнадцать.
– Пока что я выезжаю лишь на семейные приемы, – сообщила мисс Хастингс, – но тетя Марианна всегда позволяет молодежи во всем участвовать. Да что тут говорить! Дядя Крис научил меня танцевать, когда мне было десять лет.
Из услышанного Тильда заключила, что Молверны любят развлекаться по-домашнему, без церемоний. Это так было непохоже на суровую педантичность, царящую в доме Пембертонов, где детей иногда “могли видеть, но никогда не слышать”.
Дверь снова раскрылась, и вошел Сейнт-Ормонд. Тильда стояла как раз напротив и оказалась на виду. К ее радости, она осталась спокойной, лицезрея его элегантный вид: черный, облегающий широкие плечи сюртук делал честь его портному, а чтобы так красиво и замысловато повязать галстук, потребовалось немало терпения. Не в пример своему кузену, который щеголял брелоками и кольцами, единственными украшениями, которые он себе позволил, были жемчужная булавка в галстуке и тяжелое кольцо с печаткой.
Тильда с гордостью отметила, что внутри у нее ничто не дрогнуло. Просто, когда она увидела его в первый раз за столь долгое время, для нее это оказалось потрясением. А он… направился прямо к ней неотразимой плавной походкой, и, к своему ужасу, она вдруг ощутила трепет во всем теле. Несмотря на высокий рост и крепкое телосложение, он двигался с изяществом и уверенностью большой кошки. Кошек она любит, но… быть мышкой ей совсем не нравится.
– Добрый вечер, леди Уинтер, Амелия, – произнес он ледяным тоном и галантно поклонился. – Надеюсь, вы довольны моими слугами.
Леди Уинтер любезно улыбнулась.
– Мы прекрасно устроились, благодарю вас, ваша милость. – Она не могла винить его за холодность, так как тоже разозлилась бы, если кто-нибудь посмел бы задеть ее мать.
Он кивнул и повернулся к племяннице:
– Привет, Луиза. Говорят, что ты уже выходишь в свет.
– Да, – радостно сообщила Луиза. – Мама разрешила мне приехать сюда. А зимой она повезет меня в Бат,[5] чтобы я знала, как себя вести в следующем светском сезоне в Лондоне.
– Это будет выше моих сил! – с чувством произнес Сейнт-Ормонд. – Мне лучше скрыться на этот период. О господи, меня испепеляет взглядом тетя Серафина. Простите, леди Уинтер. У вас, возможно, нет ко мне претензий, но, уверяю вас, что у леди Холлоу их предостаточно!
Он отошел, и Тильда вздохнула с облегчением. Его очевидная любовь к племяннице и непринужденность в обращении с ней обезоруживали, но она ни за что не допустит, чтобы глупая детская влюбленность в красивого мужчину нарушила ее душевный покой!
За обедом Тильда, к ее сильной досаде, оказалась рядом с Сейнт-Ормондом. Против нее действуют какие-то злые силы, подумала она. Правда, Сейнт-Ормонд в этом не виноват, так как после вдовствующей герцогини она была самой высокопоставленной леди, а посему ее место – справа от его милости. По крайней мере на сегодня. Ведь все остальные гости, исключая их с Амелией, – одна семья, и они наверняка не станут строго следить за тем, у кого какой титул.
– Леди Уинтер!
Она очнулась от размышлений. Оказывается, его милость уже несколько раз обращался к ней и теперь ждал ответа, а она понятия не имела, о чем он говорил.
– Я… прошу прощения, ваша милость, я не совсем поняла…
Пусть уж лучше он сочтет ее безмозглой, но не грубиянкой!
– Я просто спросил, не хотите ли вина. – Холодным тоном он дал ей понять, что прекрасно заметил ее рассеянность.
Она неожиданно покраснела. Господи! Раз согласилась быть компаньонкой, то надо следить за собой.
– Я… благодарю вас, ваша милость. – Она подняла подбородок и вызывающе посмотрела в его насмешливые глаза. – Никак не могу собраться с мыслями после дороги. Боюсь, что от бокала вина я не только продолжу витать в облаках, а усну прямо за столом.
Если она ему не нравится, то тем лучше – ей легче обуздать свою опасную тягу к нему. Он скептически наморщил лоб.
– Путешествие оказалось утомительным, леди Уинтер? Но, по-моему, Бротон-Плейс находится не более чем в пятидесяти милях отсюда. – Он протянул руку к графину. – В таком случае я налью вам воды, леди Уинтер.
Она усмехнулась.
– Попробуйте проехать пятьдесят миль с пятилетним ребенком! Надо останавливаться каждый час, чтобы его не укачало! К тому же из-за пони пришлось ехать медленнее.
Его милость, потягивая вино, с задумчивым видом произнес:
– Хм. Вам нужно было отправить пони заранее. Или написать мне, а не моей забывчивой матушке! Я бы с удовольствием посадил к себе в седло мисс Анти. А что касается укачивания, то пользуйтесь каретой с кучером, а не с форейтором.[6] Тогда девочка может ехать на козлах.
Тильда от удивления приоткрыла рот.
– На козлах?
Он кивнул.
– Когда я был ребенком, это очень помогало. И таким образом я научился править. Вы не можете себе представить, в какой ужас пришел отец, когда узнал, что полпути до Лондона его вез, как он выразился, восьмилетний сопляк.
Тильда, представив себе взбешенного герцога и его довольного наследника, не смогла сдержать улыбку. Так или иначе, но ясно, что отец теперешнего герцога не остался безразличным к болезненному недостатку своего сына. Она с горечью вспомнила переезды в карете, когда была маленькой. Малейшие признаки укачивания рассматривались как преступление и соответствующим образом наказывались.
