– Разве ты не слышала, что я сказала? – сердито спросила, в свою очередь, сестра.
– Конечно, конечно! Это был голос с небес. Я все понимаю, моя дорогая, но кто тянул тебя ночью на лондонские улицы? Тоже таинственный голос? Может, это провидению было угодно, чтобы твою сестру украли злодеи, чтобы продать ее в бордель мадам Нелл?
– Ты ведь знаешь, что все это случилось в силу стечения неблагоприятных обстоятельств, – покраснев, сказала Офелия. – Но коль скоро мы здесь, было бы грешно не довести дело до конца.
Корделия молча пододвинула к себе поближе блюдо с ростбифом и вареными яйцами, взяла гренок и принялась есть, мысленно благодаря приходскую повариху. Викарий лично налил ей чаю в чашку.
– Благодарю вас, святой отец, – сказала Корделия.
– Приятного аппетита, – отозвался молодой викарий.
– Все очень вкусно.
– Кушайте на здоровье.
На некоторое время в столовой воцарилась тишина. Офелия села рядом со своей сестрой и уставилась ей в рот.
Корделия, знавшая все ее трюки, не поддалась на эту уловку.
– Было очень мило с твоей стороны, Корделия, приехать в Лондон вместе со мной, – паточным голоском промолвила Офелия. – Ты даже отважилась вступить в схватку с бандитами. В целом мире не сыскать другой такой преданной сестры. Даже не представляю себе, что бы я без тебя делала!
Все это, разумеется, говорилось для викария. Но Корделии не составило особого труда смекнуть, что своей похвалой сестра стремится отрезать ей путь к отступлению. Начни она теперь возражать против планов Офелии, она бы тем самым развенчала себя и лишилась бы титула самой благородной и самоотверженной сестры в мире. Что ж, подумалось Корделии, она с легкостью пойдет на это.
Однако ход ее размышлений прервало появление в столовой Рэнсома Шеффилда. Он застыл в дверях, вперив в нее холодный взгляд и растянув губы в полуулыбке, от которой у нее по спине побежали мурашки.
И вновь все замолчали.
Воспользовавшись этим, викарий сказал:
– Сестринская преданность – чрезвычайно похвальное качество вашей натуры. Тем не менее вам следует помнить, что благородные дамы не должны! вступать в актерские труппы. Другое дело – играть для гостей в домашнем театре, это забавно и приятно.
– У нас в Йоркшире мы водили знакомство с одним джентльменом, чья мать была актрисой, – ответила на это Офелия. – Она зарабатывала своей игрой на сцене деньги, чтобы содержать свою семью после смерти мужа.
– Но пожилая вдова вынуждена была пойти на этот крайний шаг! – воскликнул викарий. – Вы же еще молоды, у вас все еще впереди, не портите себе жизнь необдуманным шагом!
Офелия пропустила слова священника мимо ушей.
– Я сегодня же вернусь в театр, – заявила она. – Если и на этот раз я потерплю неудачу, тогда мы возвратимся в Йоркшир.
Она взмахнула длинными ресницами и одарила викария лучезарной улыбкой, после чего он уже не стал ее переубеждать, а только вздохнул.
Корделия принялась энергично отрезать себе новый ломоть ростбифа, кипя от злости.
Рэнсом Шеффилд сел за стол рядом с ней и сказал, подавая ей маленький, но острый столовый нож:
– Это на случай если ваше негодование потребует более эффективных мер для успокоения.
Потрясенная таким цинизмом, она промолвила:
– Но я не стала бы резать…
– Ростбиф? – перебил он ее с невинной улыбкой. У Корделии отлегло от сердца, и она тоже улыбнулась.
– Да, признаться, резание ростбифа порой меня раздражает, – сказала она, – особенного холодного. Для этого требуется острый нож.
– Вы абсолютно правы, ростбиф немного жестковат, – сказал Рэнсом и отправил кусок мяса в рот.
Служанка, вошедшая в столовую с новой порцией свежеприготовленных гренок, удивленно посмотрела на него. Корделия прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Признаться, в годы моей юности в нашей большой семье все разногласия разрешались нередко при помощи кулаков. У меня ведь несколько братьев, и каждый привык высказываться откровенно, – проглотив кусок, сказал Рэнсом.
– Жаль, что эта славная традиция не прижилась в моей семье, – сказала Корделия.
Некоторое время они оба сосредоточенно пережевывали ростбиф.
Офелия встала из-за стола и заявила, что она отправляется в театр. Естественно, Корделия не могла допустить, чтобы сестра пошла туда одна, и вызвалась ее сопровождать. Рэнсом Шеффилд тотчас же сказал, что он будет их охранять. Тронутая такой заботой, Корделия даже слегка покраснела.
– Сегодня мне предстоит проведать несколько моих больных прихожан, – сказал викарий, надевая шляпу. – Поэтому составить вам компанию я, к своему величайшему сожалению, не смогу.
– Разумеется, прежде всего вы должны исполнить свой долг, – сказала Офелия.
Однако Корделия заподозрила, что сестре просто не хочется, чтобы викарий стал свидетелем ее флирта с управляющим театром. Ей в голову пришло и другое предположение: не хочет ли кузен священника проникнуть в театр из каких-то своих, преступных соображений?
Исключать эту версию было нельзя.
Так или иначе, но он оказался полезен девушкам уже хотя бы тем, что поймал для них наемный экипаж. На этот раз Корделия рассматривала улицы Лондона с живым интересом. Зная, что кров и стол им на какое-то время обеспечены, она изучала город без паники и со свойственным ей любопытством.
Когда же они добрались до театра на Мэлори-роуд, вокруг которого в этот ранний утренний час не было никакого ажиотажа, Рэнсом провел их в здание через служебный вход, где никто не воспрепятствовал их проходу. Получив от Рэнсома несколько монет, привратник любезно распахнул перед девушками дверь, и они с радостными улыбками проскользнули внутрь помещения.
Офелия торжествовала, вероятно, уже рисуя в своем воображении гримерную и сценические костюмы. Но Корделия сильно сомневалась в удачном исходе этой авантюры. Ее сомнения усилились, когда они заметили возле сцены группу девушек не старше двадцати пяти лет, стоящих в очереди на испытание. Офелия оторопела, увидев столько конкуренток.
Сопровождавший их бородатый привратник лукаво ухмыльнулся и, пожелав ей успеха, удалился на свой пост.
Девушки заучивали по бумажке текст, бормоча его себе под нос. Офелия тоже взяла такой же лист бумаги и, пробежав написанное на нем, разочарованно покачала головой, недовольная содержанием.
Корделия тем временем отошла в сторонку, подальше от будущих актрис, раздражавших ее одним своим видом, и прислонилась спиной к груде декораций. Спустя минуту к ней подошел Рэнсом Шеффилд.
– Насколько я понял, вы в отличие от своей сестры не мечтаете о сценической карьере? – вежливо спросил он.
