Мизджей заморгала, и ее гордый подбородок вздернулся вверх, словно его улыбка нанесла ей сильный удар.
– Миссис Эббот права, Алма: мы ничего не знаем об этом человеке и не можем ему доверять. – Голос ее звучал холодно, но в то же время ласкал слух и был мелодичнее, чем у остальных. – Я оставлю его в сарае вместе с конем.
Лоб у незнакомца перестал кровоточить, что было очень кстати, поскольку сам он не обращал на свою рану ни малейшего внимания, а Джульетта не собиралась повторять своей попытки его осмотреть.
Сложив в сторонке шлем, меч и щит, он тщательнейшим образом обиходил своего коня, хотя любой мог бы сказать, что у него самого буквально все поджилки трясутся от усталости. Джульетта еще никогда не видела подобной преданности по отношению к животному. Кольчуга на мужчине казалась чрезмерно тяжелой. Джульетта решила, что даже привыкший к такому нелепому одеянию актер должен был бы тяготиться подобным грузом. Она испытывала укоры совести при мысли о том, что заставила его пешком идти за фургоном – и это при его ране! – но поспешно отбросила эту мысль, напомнив себе, что по-прежнему совершенно ничего не знает об этом человеке.
Куда девалась вся ее рассудительность? Что за глупость – стоять тут и наблюдать за ним, когда вокруг нет ни души, чтобы прийти ей на помощь, если он вдруг на нее набросится? Ну, хорошо хоть, что она оставила дверь сарая открытой, чтобы солнечный свет попадал внутрь помещения. Если этот тип на нее кинется, кто-нибудь, возможно, услышит ее крик.
Однако незнакомец не обращал на нее внимания: он сосредоточенно снимал с коня тяжелое седло, а следом за ним и юбку, покрывавшую животное от ушей до хвоста. Грудь коня оказалась прикрыта каким-то сооружением, очень похожим на кринолин, только изготовлено оно было из пучков соломы, продетых через деревянный каркас. При виде этой удивительной конструкции Джульетта громко ахнула. Незнакомец остановился и посмотрел на нее поверх спины своего коня.
В этом сарае, построенном для пары мулов обычного роста и пары дойных коров, еще никогда не было столь внушительного жеребца, но у Джульетты вовсе не поэтому неожиданно перехватило дыхание. Ей вдруг показалось, что в тесном сарае стало еще теснее, что она не смеет даже сделать вдоха, пока взгляд незнакомца прикован к ней.
– Кто вы? – прошептала она.
Он чуть наклонил голову и сосредоточенно нахмурился. Джульетта указала на его лошадь, пытаясь найти какой-то способ общения с незнакомцем.
– Конь?
Незнакомец улыбнулся, мгновенно разгадав ее намерение, и оперся руками о спину животного.
– Конь. Арион.
– Арион, – повторила Джульетта, пытаясь привыкнуть к музыкальному звучанию его голоса. Она положила руку себе на грудь: – Джульетта. Джульетта Уолберн.
В его взгляде отразилось недоумение.
– Мизджей?
Уважительное обращение, к которому она так старательно приучала окружающих, вдруг показалось ей грубым и некрасивым.
– Ну… да. Мне нравится, когда меня называют мисс Джей. Но мое настоящее имя – Джульетта.
С чего это вдруг она ему это сообщила: ведь она почти четыре года пыталась заставить всех, кто ее знал, забыть о таком легкомысленном имени!
– Джульетта, – произнес он, и она затрепетала, услышав, как нежно прозвучало в его устах это имя: немного по-британски, словно пришедшее из столь любимых ее отцом пьес Шекспира. Так поклонник мог бы окликнуть возлюбленную из укрытия под ее окнами.
– Джульетта, – снова повторил незнакомец, словно ничуть не сожалея о том, что ее отец наградил дочь таким неуместно романтическим именем.
Он положил руку в металлической перчатке на свою грудь.
– Д'Арбанвиль.
«Джульетта. Д'Арбанвиль». Такое тесное соседство двух имен заставило Джульетту совершенно неуместно залиться краской. Напевный голос гостя напомнил Джульетте речь одной вегетарианки, с которой она встретилась в Октагон-Сити. Та попала в Канзас из Франции через Монреаль и тут потеряла все свои деньги, как и множество других переселенцев-вегетарианцев. Может, этот самый д'Арбанвиль приехал сюда тем же путем?
– Джеффри, – добавил он.
– Д'Арбанвиль Джеффри? – переспросила Джульетта и поморщилась: настолько резким ей показалось собственное произношение.
Казалось, он ничего не заметил, а только ослепительно улыбнулся и отрицательно помахал рукой.
– Джеффри д'Арбанвиль?
Гость наклонил голову в ее сторону и сделал полупоклон, не спуская с нее глаз. И здесь, в пропыленном старом сарае, где вокруг жужжали мухи, а в углу был свален навоз мулов, перемешанный с соломой, вдова Уолберн вдруг ни с того ни с сего ощутила себя балованной юной аристократкой-итальянкой, принимающей ухаживания от запретного для нее Ромео.
Джульетте не понравилось, нисколько не понравилось нахлынувшее на нее смущение, из-за которого она одной рукой начала приглаживать складки своего наряда, а другой – густые пряди, вольно рассыпавшиеся по ее плечам.
Чтобы скрыть свои чувства, Джульетта принялась отдавать распоряжения.
– Вон в тех бочках есть корм для вашего коня, но обязательно снова закрепите крышку, чтобы туда не смогли забраться мыши. Ведро воды можно налить из насоса на дворе. Вам надо будет самому каждый день чистить стойло Ариону. И я надеюсь, что вы отгоните его на пастбище, как только он окрепнет.
Джеффри внимательно смотрел на ее губы, чуть склонив голову набок.
– Ой, вы не играете! Вы действительно ударились головой и теперь не можете как следует говорить! Вы не поняли ни единого моего слова, да? – спросила она в отчаянии.
Он медленно кивнул.
– Понимать. И аз… глаголать ваш английский… скоро. – Он успокаивающе похлопал Ариона по спине, а потом направился к Джульетте и дотронулся до ее груди с самым серьезным выражением лица. – Помогать мне… Джульетта?
Она намеревалась ответить ему, что уже и так достаточно много ему помогала, и чтобы поправить неловкую фразу Джеффри – сказать ему, что предпочитает обращение «мисс Джей». Но Джеффри остановился всего в одном шаге от нее, и все внимание Джульетты сосредоточилось на его широкой груди, вытеснившей у нее из головы все остальные мысли. Его руки начали медленно опускаться и выгибаться. Солнечные лучи упали на металлические звенья, и казалось, что раскрываются крылья ангела-хранителя, чтобы окружить ее бережным объятием. Ее рыцарь явился, чтобы защищать Джульетту от всякого зла.
– Помогать мне, Джульетта, – снова прошептал он, и ее душа затрепетала, откликнувшись на его мольбу.
И тут она поняла, что Джеффри всего-навсего неловко поворачивает руку для того, чтобы оттянуть край туники, который зацепился за ослабевшие звенья кольчужного капюшона.
