– Но, ма, меня учат по-другому. Я изучаю грамматику, существительные и местоимения, прилагательные и наречия…
– Прилагательные и наречия! – изумленно уставилась на Кейт Сара. – Но что это тебе даст, доченька? Не позволяй им учить тебя разным глупостям! Надо уметь только заработать себе на жизнь…
– Не волнуйся мама, – нежно улыбнулась Кейт.
Ее рука коснулась шершавой руки матери.
– Просто, если знаешь грамматику, легче понять, о чем написано в книгах. К тому же следует читать полезные книги. Смотри!
Кейт вытащила из своего кошелька два соверена.
– Один подарил мне мастер Бернард на покупку книг. Другой дал мне мастер Рекс. По его словам, лучше мне лакомиться шоколадом, чем забивать себе голову книгами.
– Два фунта! О, девочка моя!
– Да, мама. Один будет тебе рождественским подарком от меня, а на второй я накуплю себе книг.
– Кейт, дочка, я не возьму…
– Не глупи, мамочка. Мне эти деньги все равно не нужны. У меня новая одежда и все, что мне нужно. Больше мне ничего не надо. И еще… Со следующего года мне будут платить на два шиллинга больше!
– Да?!
– Да.
Сара присела на кухонный стул.
– Знаешь, дорогая, все так внезапно… Бог милостив! – произнесла она.
Затем, словно бы в насмешку, ее мысли обратились к лежащему наверху Тиму. Впрочем, Сара не собиралась ставить под сомнение милость Божью, а образ мужа не мог испортить ей настроение. Она даже слабо посочувствовала Тиму.
– Ты не против, если я куплю ему из этих денег унцию табака? – вертя в руке соверен, спросила Сара.
– Не против, – не смотря на мать, ответила Кейт. – Как его нога?
– Не лучше и не хуже. Я не думаю, что она заживет. Врач говорит, что его надо положить в больницу, но твой отец не хочет. Он боится, что его пошлют в Хартон. Врач объяснял, что больница – не работный дом, но бесполезно. Он никого не слушает.
– Что? Он не будет ходить?
– Будет. Кость не сломана. Просто в рану попала грязь, пока он ковылял из доков домой, а потом ждал прихода врача.
Обе женщины встрепенулись, заслышав легкий стук во входную дверь.
– Это доктор пришел, – сказала Сара.
Хозяйка дома пригладила руками волосы и расправила складки передника.
Кейт стояла и смотрела, как мать идет в прихожую, и вдруг почувствовала, что краснеет. Ей было стыдно. Она ни разу не виделась с доктором со времени его последнего визита, недели через две после рождения Энни. Тогда Кейт сидела, завернутая в одеяло, перед горящим в камине огнем… И вот теперь она вся такая разодетая и франтоватая…
Скрипнула, открываясь, дверь, и мужской голос произнес:
– Доброе утро, миссис Ханниген.
– Доброе утро, святой отец, – в тон ему бесцветным голосом сказала Сара.
Священник прошел на кухню. Его пронзительные глазки под толстыми стеклами очков медленно осмотрели кухню, перемещаясь справа налево. От взгляда священника не укрылся стол, ломящийся от еды, недоступной беднякам даже по праздникам, и сложенные на стуле шляпка и пальто, отороченные мехом. Посреди комнаты стояла высокая девушка, разодетая в дорогие ткани и шелк. Отблески огня играли на завитках волос, уложенных в замысловатую, весьма легкомысленную, на его взгляд, прическу. Из всего увиденного можно было смело заключить, что эта особа, когда-то уже тяжко согрешившая, продолжает в том же духе.
– Доброе утро, Кейт.
– Доброе утро, святой отец.
Мисс Ханниген покраснела. Не надо было глядеть в холодные глаза священника, видеть выражение его лица или слышать тон, которым было произнесено приветствие, чтобы догадаться, в чем он ее подозревает.
– Присаживайтесь, святой отец. Все это – рождественские подарки, которые хозяйка Кейт прислала нам, – забирая со стула пальто и шляпку дочери, сказала Сара. – Мисс Толмаше заказала ей костюм и эту шляпку. А обратите внимание на чудесные сапожки, которые она купила для моей дочери… А блузка…
Священник не сводил глаз с Кейт.
– Твоя хозяйка купила тебе все эти вещи?
– Да, святой отец.
– Она и впрямь необычайно добра, твоя хозяйка. Нет, миссис Ханнигеи, я не присяду.
Священник отошел от стула, предложенного Сарой.
– Она католичка?
– Нет, святой отец, – ответила Сара.
– Какого она вероисповедания?
Кейт переводила взгляд с лица священника на лицо матери и обратно. Она выпрямила спину и выше подняла голову.
– Никакого, святой отец, – наконец ответила Кейт.
Несколько секунд священник и девушка стояли, пристально смотря друг другу в глаза. Во взгляде Сары читалась немая мольба к дочери помолчать…
– Никакого вероисповедания… Атеистка, значит. Тебе нравится у нее служить?
– Мои хозяева – очень добрые люди.
– Дьявол тоже может притворяться добрым, когда ему это выгодно.
– Они хорошие люди, святой отец! – чуть повысила голос Кейт. – Замечательные! Лучше всех тех, кто встречался мне до сих пор.
– Кейт хочет сказать, что они очень добры, – вмешалась Сара. – Ей кажется…
– Я прекрасно понимаю, что говорит мне ваша дочь, миссис Ханниген, – не глядя на нее, произнес священник. – Когда ты в последний раз исповедовалась, Кейт?
– Три месяца назад, святой отец.
– Три месяца! Сегодня вечером отец Бейли и я будем исповедовать паству с шести до восьми часов. Надеюсь, ты еще помнишь, когда надо исповедоваться. Неплохо будет, если я увижу тебя на всенощной. Желаю тебе счастливых рождественских праздников. А теперь, миссис Ханниген, – сказал священник, поворачиваясь к Саре, – я пойду к Тиму. Несмотря на все его пороки, думаю, он по-настоящему опечален из-за того, что не сможет сегодня присутствовать на всенощной.
Священник распахнул ведущую на лестницу дверь, и его невысокая фигура исчезла в полумраке. Сара проследила, чтобы отец О’Молли добрался до последней ступеньки, и закрыла за ним дверь. Затем повернулась к дочери. Кейт теперь стояла, поставив одну ногу на подножье камина и держась рукой за латунный прут, и неподвижно смотрела на пылающий огонь.
– Девочка моя, – взволнованно произнесла Сара. – Тебе следовало сказать, что не знаешь, какого она вероисповедания. Ты ведь понимаешь, каков отец О’Молли. Если бы это был отец Бейли, он бы понял…
– Сравнивать их с дьяволом, – тихо проговорила Кейт. – Они самые добрые, самые хорошие люди на земле.
Дочь повернула голову к матери:
– Однажды мастер Бернард разговаривал со мной о Боге, ма. Он сказал, что если я найду веру в Господа Бога в католицизме, то должна всей душой следовать своей вере, ибо нет худшей беды на свете, чем утрата веры. А этот священник так смеет говорить о моих хозяевах…
Сара пристально наблюдала за выражением лица дочери. Да, Кейт уже не та, что прежде. Прежде она бы ни за что не посмела такое говорить… Легкий озноб пробежал по ее телу. Сара произнесла про себя короткую молитву, прося, чтобы дочь не отдалилась от нее.
