Трудно сказать, почему он сделал это. Возможно, он спас ее из чувства долга, а может быть, потому, что она носит его ребенка… Но это не имеет значения. Приглушенно вскрикнув, она пересекла комнату и бросилась в его объятия.
— Спасибо тебе за то, что ты спас меня! Извини, что я говорю это с таким опозданием. Я должна была позаботиться о Дэвиде. Я рада, что тебе теперь известно, что твоя сестра любит его. Но, Брет, он тоже рисковал своей жизнью ради меня! Он пошел против Роберта и Дункана и никогда ничего не требовал от меня взамен. Я не хотела быть неблагодарной.
— Знаю. Позволь мне тоже кое-что сказать, — тихо произнес он, приглаживая упавшую на ее лицо непокорную прядь золотистых волос. — Я хочу, чтобы ты знала, что я не пытался убить Дэвида, не я его ранил. Не знаю, чьих рук это дело — самого ли Роберта или кого-нибудь другого, но, клянусь, я не причинил ему зла. Я никогда не поднял бы руку на отца ребенка моей сестры, даже если бы у нас с ним возникли разногласия. А с Дэвидом у нас разногласий не было, он поклялся не выступать против меня.
— Но я знаю это. Роберт обвинил тебя, чтобы восстановить против тебя всех остальных. Дэвид боролся за меня. Они и его приговорили бы к смерти. Но Роберта интересовал не Дэвид, а ты. Он одержим мыслью о твоем убийстве. Он жаждет твоей смерти.
— Я знаю, — тихо сказал Брет. — Но я боялся, что ты мне не веришь и не поймешь этого.
— О милорд! Как я могу не верить тебе? Ведь это ты прорвался сквозь огонь, вышел один против сотни воинов, чтобы выхватить меня из адского пламени. Я не думала, что ты сможешь прийти. Я подумала, что после всех моих проделок ты, возможно, решишь, что меня не стоит спасать. Правда, у меня теплилась надежда, что ты сделаешь это из чувства долга, потому что я твоя жена или потому что я ношу твоего ребенка, или потому что ты не выпускаешь из своих рук то, что принадлежит тебе… Но ты пришел…
— Да, миледи. Я пришел, потому что считал это своим долгом, ведь ты моя жена. И потому что ты носишь моего ребенка. И потому что крепко держу в руках то, что принадлежит мне. И потому что не позволю Роберту одержать надо мной верх. Но прежде всего я сделал это потому, что не мог представить себе жизни без твоей улыбки, без того, чтобы обнимать тебя, любить тебя, спать вместе, жить вместе. Я пришел потому, что люблю тебя и не могу без тебя жить.
Он улыбнулся и поцеловал ее в губы. Потом снял с себя плащ, кольчугу и тунику с рубахой и, присев на край кровати, стянул с ног сапоги. И снова поцеловал ее в губы.
— Я как умер, когда увидел тебя, привязанную к этому столбу!
Она улыбнулась:
— А я воскресла в тот момент, когда увидела, как ты приближаешься ко мне верхом на Аяксе.
Он поцеловал ее нежно, почти благоговейно. Однако скоро поцелуи стали более страстными, и жаркая волна желания распространилась по всему ее телу. Она запустила пальцы в его волосы, погладила его шею, плечи, скользнула рукой по спине и, вдруг насторожившись, приподнялась и взглянула на спину. В самом центре спины красовался зловещий иссиня-черный кровоподтек. Аллора охнула, подумав, что наверняка сюда попала стрела, которая, если бы не его кольчуга, могла пронзить его насквозь.
— Ты ранен?
— Нет.
— Тебе, должно быть, больно…
— Поцелуй, любовь моя, и все пройдет, — ухмыльнувшись, отозвался он.
Она закусила губу и, перевернув его на живот, приподнялась над ним на коленях и, нежно погладив спину, поцеловала синяк. Потом проделала поцелуями дорожку вверх и вниз по его спине, оттянула пояс его рейтуз и пощекотала там пальцами кожу.
— Полегчало? — прошептала она.
Он только застонал в ответ. Потом перевернулся, и она оказалась в его объятиях, со всей страстью отвечая на его пылкие поцелуи.
Его пальцы скользили по ее телу, нежно потирая, останавливаясь, зажигая ее своим жаром, а губы шептали возле самого уха:
— Господи, да я готов тысячу раз броситься в огонь, лишь бы иметь возможность вот так обнимать тебя…
Он на минуту оторвался от нее, сбросил с себя рейтузы и глубоко вошел в ее плоть. И в самый момент наивысшего наслаждения она услышала долгожданные слова, которые он нежно прошептал ей на ухо:
— Видит Бог, Аллора, я люблю тебя. Я люблю тебя. Люблю!
Она поняла, что у них двоих есть все: страстное влечение друг к другу, любовь и, наконец, мир и согласие.
Однако обстановка вокруг них отнюдь не была мирной.
Аллоре стало страшно.
— Что с тобой, любовь моя?
— Все в порядке. Только не выпускай меня из объятий! Не покидай меня!
— Я навсегда с тобой, — сказал он.
Аллора глубоко вздохнула и вскоре заснула.
«Мы оба за последнее время мало спали», — подумал Брет. Его жена спала, уткнувшись ему в плечо, и он долго лежал, держа ее в объятиях, и благодарил Бога за то, что он дал ему эту возможность.
В дверь осторожно постучали, и он вздохнул. Она наверняка глаз не сомкнула прошлой ночью в ожидании своей казни. А ведь она ждет ребенка, ей нужен покой, и ему не хотелось ее тревожить.
Он осторожно высвободил плечо и, поднявшись с постели, быстро оделся.
Прежде чем открыть дверь, он оглянулся на спящую жену — ее золотистые волосы разметались по подушке, а губы чуть-чуть улыбались во сне, — и ему захотелось защитить ее от любых невзгод.
Он вздрогнул, вспомнив, что чуть было не потерял ее.
Ему вдруг стало тревожно, но он постарался прогнать это чувство и открыл дверь.
За дверью стоял Джаррет. Лицо у него было усталое и напряженное.
«Как и у всех нас, — подумал Брет, — потому что те, кого я оставил на защите Дальнего острова, не спали всю ночь, опасаясь за судьбу Аллоры, а те, кого я взял с собой, без сна и отдыха неслись на конях сначала в одну, а потом в обратную сторону».
Но они победили.
По крайней мере так казалось.
— Что случилось? — спросил он. — Неужели что-нибудь с Дэвидом? Пресвятая Богородица, неужели он…
— Нет, милорд. Шотландец спит. Спуститесь в, зал, потому что ваш отец получил одну весточку и желает вас видеть.
Брет поспешил вниз. В зале, который всего час назад был переполнен людьми, сейчас находился только его отец. Сняв с себя кольчугу, он сидел на краю стола, держа в руке свернутое в трубочку послание, которое внимательно изучал.
— Что это? — спросил Брет, подходя к отцу. Джаррет, сложив за спиной руки, следовал за ним по пятам.
— Что за дикий, непредсказуемый народ? — холодно заметил Аларик. — Не зря даже Вильгельм в свое время отложил захват этого острова — до подходящего момента. Этот лаэрд Роберт Кэнедис никак не желает успокоиться. Он хочет встретиться с тобой один на один на песчаной полосе за час до заката солнца. Он считает, что теперь вас может рассудить только поединок. Он пишет, что Господь поможет ему, потому что ты исчадие ада и проклятый нормандский ублюдок. Мало того, он называет тебя кровавым убийцей и осквернителем земли. — Аларик пожал плечами и взглянул на сына.
