Вир решил сопровождать Миггса. Что оказалось весьма мудро со стороны герцога, поскольку «катакомбы» оказались чуланом, близнецом конторы «Картон, Брейс и Картон»: горы коробок, набитых документами. Бумаги были просто свалены, одна на другую, без какого-либо порядка.
Герцог со служащим работали целый день, прерываясь только в середине дня и еще раз попозже, чтобы выпить эля и съесть пирога. Вир таскал коробки, а клерк быстро просматривал содержимое, раз за разом, час за часом в промозглом подвале, распугивая шныряющих насекомых и грызунов, выскакивающих из щелей между коробками и стремглав забивающихся обратно.
Незадолго до семи часов вечера Вир с трудом устало поднялся по подвальной лестнице, вышел в дверь на улицу. Его шейный платок, сейчас принявший серый цвет, криво болтался на шее. К пальто прилипла паутина наряду с разнообразной грязью и обрывками. По саже, коркой покрывавшей его лицо, струился пот. Руки были черным-черны.
Но в этих запачканных руках он нес коробку, вот что главное, и потому, направляясь домой, он насвистывал по дороге.
Стремясь умиротворить чрезмерно озабоченный круг домашних, которому Эйнсвуд строго-настрого наказал смотреть за ней, Лидия заявила, что вздремнет после обеда.
Что совсем не означало, что она собиралась предаться сну. Она прихватила с собой книгу в хозяйскую спальню – и крепко уснула за чтением.
Ее разбудил шум, доносившийся со стороны окна, и она поймала мужа за тем, что он лез через упомянутое окно.
Лидия не спросила Эйнсвуда, почему он не мог войти через дверь, как все обыкновенные люди. Один лишь взгляд на него подсказал ей, почему он остерегся пойти более оживленной дорогой.
Утром герцог сказал жене, что собирается встретиться с мистером Хэрриардом, чтобы рассмотреть брачные документы, и что это, наверно, займет порядочно времени. Эти переговоры были отложены, пока его светлость занимался поисками подопечных. Дейн напомнил другу о делах вчера, перед уходом.
– Как вижу, одним из соглашений была чистка печной трубы мистера Хэрриарда, – заметила она, пройдясь взглядом по шести с четвертью футам человеческих обломков.
Эйнсвуд посмотрел на небольшую коробку, которую держал в руках.
– Э, не совсем, – ответил он.
– Ты свалился в сточную канаву, – предположила она.
– Нет. Э… – Он нахмурился. – Мне бы следовало сперва почиститься.
– Я позвоню в колокольчик и позову Джейнза.
Вир отрицательно покачал головой.
Лидия встала с постели.
– Вир? – Ее голос звучал ласково. – Кто-то стукнул тебя по голове?
– Нет. Позволь мне просто умыться и вымыть руки. Ванну я приму позже.
Он поспешил в гардеробную, все еще не выпуская коробку из рук.
Лидия предположила, что в коробке лежат брачные документы, и в них содержится нечто, что, по его мнению, не придется ей по вкусу. Она подавила любопытство и стала ждать, шагая туда-сюда по спальне.
Несколько минут спустя муж появился из гардеробной, облаченный лишь в халат, и неся коробку. Он пододвинул к огню кресло и пригласил Лидию присесть. Она села.
Вир устроился на коврике у ее ног и открыл коробку. Он вынул оттуда овальный предмет и положил ей на колени.
Это была миниатюра, портрет молодого человека, со светлыми волосами и синими глазами. На губах его играла ясная улыбка…
Лидии показалось, что она смотрит в зеркало…
– Он выглядит… как мой брат, – произнесла она. Голос прозвучал слишком высоко для ее ушей. Сердце тяжело забухало.
– Его имя Эдвард Грей, – тихо сказал Эйнсвуд. – Он являлся многообещающим актером и писателем, который сочинял пьесы. Его матерью была весьма известная актриса Серафина Грей. А отцом Ричард Баллистер, твоя мать приходилась ему внучатой племянницей. Эдвард Грей и был потомком дьявола Ричарда Баллистера, плод его дикой юности, рожденный не на той стороне одеяла. Отцу Ричарда было уже за шестьдесят, когда он родился во втором браке.
Вир вытащил из коробки пожелтевший обрывок бумаги. В него была втиснута часть фамильного древа Баллистеров – ветвь, которой принадлежала Энн Баллистер – а имена и даты внесены ее изящным твердым почерком. Второй брак на склоне лет объяснял, почему ее дедушка Ричард был лишь на три года старше ее отца.
Но взгляд Лидии уже скользнул ниже, туда, где было написано ее имя – пониже, между именем матери… и Эдварда Грея.
Лидия посмотрела на миниатюру. Потом на семейное древо, так тщательно изображенное ее матерью. Потом снова на портрет.
– Это мой отец, – тихим голосом удивленно молвила она.
– Да.
– Вовсе не Джон Гренвилл.
– В этом нет никаких сомнений, – заверил муж. – Твоя матушка удостоверила это. Как истинная Баллистер, она все подтвердила бумагами. По моим догадкам, она собиралась отдать эти вещи тебе, когда ты станешь взрослой. Что-то пошло не так. Джон Гренвилл, в руках которого они оказались, продал их третьему маркизу Дейну через адвокатов последнего. Письменное подтверждение сделки датировано августом 1813 года.
– Это объясняет, где он добыл денег на путешествие в Америку, – произнесла Лидия. Она встретилась взглядом с мужем. – Это объясняет многое. – Ее мать сбежала в Шотландию с Эдвардом, а не с человеком, которого Лидия называла папой.
– В коробке лежали любовные письма, которые он писал ей, – рассказал Вир. – По меньшей мере, две дюжины. У меня не было времени по-настоящему изучить и рассортировать содержимое. – Взгляд зеленых глаз смягчился, и он улыбнулся чуть смущенно своей мальчишеской улыбкой. – Даже то немногое, что удалось прочесть, подсказало мне: он обожал твою мать. Он был незаконнорожденным, но они глубоко любили друг друга и зачали свое дитя в любви.
– Как же я люблю тебя, – проглотив комок в горле, произнесла Лидия. – Даже и не знаю, как тебе это удалось, как тебя осенило, что заставило пуститься на поиски и найти то, о чем ни один человек не догадывался. Но я знаю, что ты сделал это из любви ко мне. В самом деле, Эйнсвуд, ты меня так расстраиваешь. Я сроду столько не рыдала, до тех пор, пока не встретила тебя.
Ее глаза наполнились слезами. Больше она не смогла ничего вымолвить, а только соскользнула с кресла и попала в его объятия.
Несмотря на свое внебрачное происхождение, Эдвард Грей был довольно близок с отцом Энн, обеспечившим его содержание и образование. Молодой человек был среди многочисленных зависимых людей, кто посещал семейные сборища. Вот так они с Энн и встретились. Ей представили его, как «дальнего кузена». Они влюбились друг в друга сразу же.
Энн наносила визиты, когда Эдвард поссорился с ее отцом, который страшно не одобрял твердую решимость молодого человека преуспеть на театральном поприще. Эдварду отказали от дома. Навсегда. Когда Энн обнаружила, что случилось, она настояла на том, чтобы уехать с любимым. Он хотел, чтобы она подождала, пока он не будет уверен, что способен ее обеспечить. Ждать она отказалась. К тому моменту она поняла, что отец никогда не даст разрешение на их брак. Ее заставляли выйти замуж за человека, которого выбрал отец. Без ее на то согласия.
