– Но ты должна знать, что еще в начале этого года твой отец подписал мирный договор с австрийским императором Максимилианом. Тогда что им делать на севере, коли там только Австрия да еще безлюдные равнины Венгрии, где когда-то сражались обе наши империи? Или султан намеревается разорвать мирный договор? Извини, но мне как-то с трудом в это верится. Тем более что подписание его и так стало свидетельством преступной слабости нынешнего султана. Сулейман никогда бы этого не допустил! Но, поскольку наш султан не Сулейман, я просто не могу поверить, что у него хватит решимости нарушить его.
– Конечно. Австрийцы, как и другие христиане, просто обязаны склонить головы перед зеленым знаменем ислама.
Сафия явно сгорала от желания поговорить о политике, и Эсмилькан, не желая огорчать подругу, изо всех сил старалась поддерживать разговор на должной высоте, но это наивное замечание только вывело ее собеседницу из себя. Сафия нетерпеливо тряхнула головой, и ее бледно-золотистые локоны рассыпались по плечам.
– Да, конечно. Но я сейчас не об этом. Австрия в настоящее время ослаблена, как никогда прежде. Кому вообще могло прийти в голову подписывать мирный договор с обескровленной страной?
– Но какая доблесть в том, чтобы поставить на колени слабого? – наивно удивилась Эсмилькан. – Тогда, выходит, речь идет о ком-то еще.
– Совершенно верно, – с жаром подхватила Сафия. – Но о ком? Если Австрия исключается, тогда кто? С кем еще можно воевать на севере?
На этот вопрос Эсмилькан вряд ли смогла бы ответить. Моментально утратив всякий интерес к разговору, она равнодушным пожатием плеч дала понять, что ее это нисколько не волнует. Сафия между тем продолжала рассуждать вслух о том, что ее так волновало, словно разговаривая сама с собой – похоже, этот вопрос уже несколько дней не давал ей покоя.
– Представь себе, я была совершенно уверена, что он двинется на юг. Йемен может в любой момент взбунтоваться, да и остальная часть Аравии готова последовать его примеру. Даже твой отец, как бы слаб он ни был…
– Но мой отец вовсе не слаб! – возмутилась Эсмилькан. – Не забывай – он султан, Тень Аллаха на земле!
– Прости меня, Эсмилькан, конечно, ты права. Следовательно, он не может рисковать: если в Святых городах или в Медине, например, вспыхнет мятеж, султан правоверных неминуемо потеряет лицо. Ты согласна?
Эсмилькан с самым благочестивым видом кивнула.
– Но Аравия ведь на юге.
– Да что ты? Неужели?
– Естественно, на юге. Если ты помнишь, именно туда мы обращаем лица, когда молимся
[27].
– Ах, да, верно. А я и забыла.
– Поэтому-то я и велела Газанферу следовать за армией на расстоянии дня пути. Кстати, ты помнишь моего евнуха Газанфера? Умница, честолюбив необыкновенно и при этом верен мне, как пес.
Все это было сказано нарочито громко – очевидно, чтобы я при всем желании не упустил ни единого слова из этого восторженного панегирика. Из ее слов, однако, следовал неминуемый вывод, что сам я, к сожалению, весьма и весьма далек от идеала. И поэтому сделал бы ей величайшее одолжение, если бы отошел подальше – лучше всего, достаточно далеко, чтобы не слышать ни слова из их разговора. На это я ответил Сафии самой любезной улыбкой, ясно и недвусмысленно дав понять, что не имею ни малейшего намерения исполнить ее желание. Поскольку Эсмилькан, по-видимому, пропустила этот намек мимо ушей, ей и в голову не пришло приказать мне удалиться. Убедившись, что так просто от меня не отделаться, Сафия была вынуждена продолжать разговор, подводя к тому, ради чего она, собственно, его и затеяла.
– И знаешь, о каких еще странных вещах поведал мне Газанфер? По его словам, несколько тысяч бездомных и беженцев, которые еще совсем недавно рылись в помойках на окраинах Константинополя, тоже последовали за янычарами. Они сели вместе с ними на корабли и вышли в Черное море.
– И куда, как ты думаешь, они отправились? – не дождавшись ответа, спросила Сафия. И прежде чем вконец измученная этой беседой Эсмилькан осмелилась сказать, что это ее совершенно не касается, Сафия взялась объяснить, что, напротив, касается, и даже очень.
– Если твоему отцу известно, куда они направились, то он, провожая армию, почему-то ни словом об этом не обмолвился. Газанфер пересказал мне речь, с которой султан напутствовал войска, – от первого до последнего слова. В отличие от своего покойного отца, Сулеймана, твой отец нисколько не интересуется военными делами. Вся его речь состояла сплошь из штампованных фраз чисто религиозного содержания. Иначе говоря, была заранее приготовлена для него муфтием, а султан просто затвердил ее слово в слово. Больше того, он отказался встать во главе армии! Даже на смертном одре Сулейман ни за что бы так не поступил! Да он в гробу перевернулся бы! Нет, нет, Селим тут ни при чем. Я совершенно уверена, сам он не имеет никакого отношения к этому решению – просто мысли его витают где угодно, только не возле полей сражений. Однако не думаю, что ему понравилось бы, узнай он, что Газанфер или другой евнух, которому я доверяю, слышал его слова. Ты понимаешь, Эсмилькан, куда я клоню? Итак, если во главе армии стоит не твой отец, тогда кто?
– Не волнуйся, Сафия, – ласково ответила моя госпожа. – Армия правоверных не останется без доблестного военачальника. Во главе ее стоит мой супруг, и, Аллах свидетель, среди мусульман нет никого, кто был бы более достоин этой чести, чем он, потому что нет на свете воина опытнее и мудрее его.
– Так ты поняла, к чему я веду! – воскликнула Сафия, на лице ее ясно отразилось: «Ну, наконец-то!» – Но тогда объясни мне другое. Как так случилось, что твой супруг, могучий и славный Великий визирь, ни словом не упомянул об этом на заседании Дивана?
– А ты откуда знаешь об этом, Сафия? – удивилась Эсмилькан.
– Ну, поскольку у меня самой нет ни секунды времени, чтобы пробраться в Око султана, я послала туда Газанфера. Вернее, посылала его постоянно, почти каждый день.
– Похоже, этот Газанфер поспевает всюду, – недовольно заметила Эсмилькан.
– Я же тебе говорила, из него вышел прекрасный евнух!
– И где же ты отыскала такое сокровище?
– Потом как-нибудь расскажу, сейчас некогда. В другой раз, ладно? А теперь ты вот что мне скажи: неужели военный совет был у вас дома? Должны же они были его где-то устроить, верно? А если не во дворце, то где? Возможно, у вас – из соображений безопасности.
Эсмилькан уклончиво ответила, что ничего подобного не помнит.
– Ты же знаешь, у моего супруга постоянно какие-то совещания, – объяснила она. – Одним больше, одним меньше, разве я заметила бы?
