– Ты, разумеется, явился ко мне от лица моего сына. Я угадал? – мрачно поинтересовался Равинет.
Пламя бешенства, которое так долго сдерживал в себе Гэрин, вырвалось наружу, наполняя тело исполинской силой. Глаза его полыхнули огнем.
– Эрик – мой сын, Равинет! Мой! Я не отдам его ни тебе, да и никому другому, запомни это!
Равинет злорадно усмехнулся:
– Ничего не поделаешь, Гэрин! Я дал ему жизнь, кто же станет с этим спорить?! Если бы не я, мой бедный друг, его бы вообще не было!
Брови Гэрина угрюмо сдвинулись.
– Ты, ублюдок! Неужели ты забыл, как бросил его умирать?! Просто чудо, что в тот день я наткнулся на него в лесу! Это чудо… и это не ты, а Господь Бог даровал мне сына! А ты бездумно отшвырнул прочь бесценное сокровище, которым любой на твоем месте дорожил бы больше жизни! Слышишь, Равинет, бесценное сокровище! Сына, благородного сына, которым любой мог бы гордиться! А ты, мерзавец, бросил его! И теперь у тебя нет никакого права считать его своим!
– У меня есть на это право, Стэйвлот. Он плоть от плоти моей, моя кровь течет в его жилах. И мы с ним одно лицо, разве нет? – Увидев искаженное яростью лицо Гэрина, Равинет коварно усмехнулся. – Как, должно быть, ты возненавидел меня, когда впервые понял, чье отродье в тот день подобрал в лесу!
– Да, ты прав. Я возненавидел тебя еще больше, – признался Гэрин, – но не поэтому. Не потому что именно ты породил его на свет. Любой мерзавец мог изнасиловать беззащитную девушку и дать жизнь ребенку. Ненавидеть тебя? Остается только презирать подонка, коль скоро он палец о палец не ударил ради собственного сына! Нет, тебя я возненавидел не за это. Не за жизнь, которую ты ему дал… а за ту смерть, которую ты уготовил своей собственной плоти и крови!
– Ну, положим, я загладил свою вину, – торопливо пробормотал Равинет, в глазах его еще не погасла надежда спасти собственную шкуру. – Я ведь мог убить его совсем недавно, однако оставил в живых. И все потому, что он мой сын. Разве это ничего не значит в твоих глазах?
– Ровным счетом ничего! – гремел Гэрин. – Ты не убил его, просто не желая делать это своими руками! Будь у тебя возможность прикончить его, ты бы не задумываясь отправил на гибель собственного сына!
Гэрин шагнул к негодяю, и Равинета охватила дрожь.
– Ты не можешь убить меня, Стэйвлот! Король повесит тебя за это!
Но Гэрин только покачал головой. Он медленно приближался, шаг за шагом.
– Не надейся на это. Он даже никогда не узнает, что это я убил тебя. А если и узнает, чья рука сразила предателя, все равно я ни о чем не пожалею. Давным-давно, когда моему сыну было всего десять лет, я дал ему клятву, а я всегда держу свое слово. Особенно когда речь идет о моих детях.
– И ты собираешься прикончить меня из-за какой-то дурацкой клятвы? – взвизгнул Равинет, который при виде неумолимо приближающегося возмездия совсем потерял голову и трусливо юркнул за массивное кресло.
– Да, – кивнул Гэрин, преследуя его по пятам, – из-за клятвы! Я поклялся тогда, что уничтожу любого, кто заявит на мальчика права, как это сделал ты, Равинет. И поэтому говорю тебе – готовься к смерти!
– Я… я больше никогда этого не сделаю, Гэрин! Клянусь! Завтра я покину Англию, и покину ее навсегда! Ты никогда больше не увидишь меня, даю слово, даже не услышишь обо мне! Я просто исчезну!
И снова Гэрин медленно и торжественно покачал головой с неизбывной печалью в глазах.
– Да, я уже никогда не услышу о тебе, Равинет! Хотя, Богом клянусь, дорого бы я дал, чтобы этой ночи никогда не было в моей жизни! Одно твое дыхание, ублюдок, оскверняет землю! Мне тошно даже смотреть на тебя!
И он снова шагнул вперед.
Целых три дня Марго с Эриком почти не выходили из спальни. Джеймс и его жена вели себя точно так же, и очень скоро все привыкли к тому, что видят новобрачных лишь мельком.
Наутро третьего дня Марго открыла глаза, с наслаждением почувствовав большие ласковые руки мужа, нежно поглаживающие ей спину. Она нежилась, свернувшись калачиком на его могучей груди, где проспала всю ночь. Пальцы его мягко скользили по бархатистой коже, и Марго чуть не застонала от удовольствия.
Взглянув на него, она с удивлением увидела, что Эрик хмурится. Сурово сдвинув брови, он смотрел в потолок.
– Эрик?
Он заморгал, будто его застали врасплох. Потом улыбка раздвинула его губы. Эрик потянулся и нежно поцеловал ее.
– Доброе утро, красавица моя, – пробормотал он. – А я-то думал, ты поспишь подольше. Вчера ты слишком устала.
– Да, – призналась она немного смущенно, – устала.
Он снова поцеловал ее, одной рукой приглаживая спутанные волосы.
– Поспи еще, любимая. Я разбужу тебя попозже.
Марго покачала головой и приблизила к нему свое лицо. Свободной рукой она нежно погладила его упрямый подбородок.
– П-почему ты хмуришься, Эрик? Т-ты думаешь о ч-чем-то неприятном?
– Разве? А я и не заметил. – Его руки вновь бессознательным движением двинулись по ее телу. – Видишь ли, я как раз думал, как мы будем жить и где совьем наше гнездо.
Марго улыбнулась.
– Т-ты разве забыл, что когда-нибудь станешь хозяином Рида? Нам там б-будут рады. Мой отец с радостью научит тебя управлять т-таким огромным п-поместьем.
Эрик усмехнулся:
– Да, конечно, разве я могу об этом забыть? Надеюсь только, что все это не слишком огорчает твоего отца! Но надо подумать еще кое о чем, Марго. Когда-то я поклялся в вечной верности отцу, и эту клятву я не могу нарушить. Поэтому без его согласия я не имею права уехать из Белхэйвена.
– Т-тогда д-давай останемся здесь, – легко согласилась Марго. – М-может быть, я смогу чем-нибудь помогать т-твоей м-матушке и сестре!
– Конечно, мы можем остаться здесь, – задумчиво рассуждал Эрик, – но это было бы несправедливо по отношению к тебе и твоему отцу. Ведь тогда сэр Уолтер останется в Риде совершенно один – без своей единственной дочери! А тебе придется жить так далеко от него. К тому же, Марго, ты ведь уже привыкла быть хозяйкой большого замка. Ты просто рождена для этого. Думаю, тебе скоро наскучит советоваться обо всем с матушкой и Лилиор.
– М-может быть, и наскучит, – с нежностью ответила Марго, стараясь поцелуями разгладить глубокие складки, залегшие на его лбу, – но я не стану расстраиваться. Я б-буду счастлива везде. Лишь бы т-ты был со мной, Эрик! С тобой м-мне везде б-будет хорошо: и в роскошном замке, и в убогой хижине! А у отца, – продолжала она, однако уже без прежней уверенности в голосе, – слишком много дел, чтобы чувствовать себя одиноким и заброшенным. Кроме того, мы, наверное, сможем иногда навещать его.
– О, Марго! – простонал он. – Тебе не следовало выходить за меня замуж. Сколько других мужчин, куда достойнее меня, охотно сделали бы тебя счастливой! О, если бы ты только не была такой упрямой!
