– Буду с вами совершенно откровенен. У нас с Перриманом есть веские основания полагать, что лорд Селлерби – отъявленный злодей и пойдет на все, чтобы заполучить леди Мейберри.
– Селлерби? – округлил глаза Торримонд. – Ну, он и вправду испытывает к ней весьма сильное чувство, впадает в крайности, но ведь не он один. И дело здесь вовсе не в Джорджии – не спорю, ее осаждают толпы поклонников, – а, видите ли, проблема в моде на проявление чувств. Ну, всякие там цветистые признания, угрозы покончить с собой, если возлюбленная выкажет пренебрежение, прочие экстравагантности – все это напоминает дешевый театрик.
Пренебрежительный тон Торримонда позабавил Дрессера, который не сомневался, что флегматичный на вид виконт страстно обожает собственную жену.
– Вот и леди Мейберри принимала преданность Селлерби скорее как дань моде, нежели как искреннее чувство, – согласился он. – К тому же она была счастлива замужем. Однако Селлерби, увы, на самом деле вожделел предмет своей страсти, но не видел возможности утолить ее.
– Разумеется, не видел! – горячо прервал его Торримонд. – Джорджия ни за что на свете…
– Разумеется, нет, – кивнул Дрессер, досадуя на свое неумение внятно излагать столь деликатные обстоятельства. – Вам нет нужды убеждать меня в добродетели Джорджии. Под страстью я в данном случае подразумевал стремление жениться на ней, что на тот момент не представлялось возможным.
Вошел лакей с подносом, и Дрессер вынужден был умолкнуть. Пока слуга разливал кофе, Дрессер придумал иной способ перейти непосредственно к делу.
– Помните ли вы дуэль со смертельным исходом, в которой участвовал маркиз Родгард?
Торримонд отхлебнул кофе.
– Разумеется. Тогда это наделало много шума. Кажется, это было года два назад, и маркизу удалось избежать судебных преследований.
– Слышал я, будто бы его противнику, Кэри, заплатили политические противники маркиза за то, чтобы он с ним разделался.
– Это лишь досужие сплетни, – отмахнулся Торримонд, но тотчас нахмурился. – Хотя, возможно, так и было. У Родгарда множество врагов как в Англии, так и во Франции.
– Но именно та самая дуэль могла навести Селлерби на преступную мысль. Да, ему потребовалось время, чтобы отыскать подходящего человека и сделать ему это предложение, но, насколько я понимаю, Селлерби очень терпелив, невзирая на явные признаки безумия, а Мейберри, неопытного дуэлянта, заколоть было легче легкого.
Вначале Торримонд слушал его невозмутимо, но, услышав последние слова, со стуком поставил чашку на стол.
– Так вы полагаете, будто граф Селлерби нанял сэра Чарнли Ванса, чтобы тот убил лорда Мейберри, с тем чтобы супруга его стала вдовой? И все это для того, чтобы впоследствии с ней обвенчаться?
Дрессер лишь развел руками – столь точный анализ ситуации его покорил.
– Весьма лаконично и предельно точно. Да.
– Вы располагаете доказательствами?
– Нет. Но, – Дрессер поднял руку, призывая Торримонда выслушать его, – нам вот-вот удастся неопровержимо доказать, что именно Селлерби написал то самое поддельное письмо, которое стало причиной скандала на балу у Треттфордов, и позаботился, чтобы оно попало к человеку, который с радостью его обнародовал.
– Однако обвинение в убийстве – это совсем другое дело, сэр.
– Знаю. Но подумайте сами: у Ванса не было ровным счетом никаких причин убивать графа. Все сплетни о связи Ванса и Джорджии бездоказательны, а мысль о том, что блистательная леди Мей готова была бежать с таким человеком, просто смешна.
– Воистину так.
– Тогда зачем ему убивать Мейберри, если не ради денег? Я читал судебные протоколы; из них явствует, что Ванс намеренно заколол противника. Это была вовсе не случайность.
Губы Торримонда сжались в ниточку, однако спорить он не стал.
– А если ему заплатили, – продолжал Дрессер, – то кто мог это сделать? Наследник молодого графа Мейберри вне подозрений, у самого графа врагов не было – ни личных, ни политических. Сами скажите, кто выигрывал от его гибели?
Торримонду явно не понравилось услышанное, и он нехотя произнес:
– Ну… возможно, здравый смысл в ваших словах есть, но отсутствуют доказательства. Их нет.
– Это мне известно, но мы ищем доказательства. Возможно, Ванс откровенничал с кем-то… Хотя самый подходящий для этого человек – его секундант, но он военный и сейчас находится в Индии. Мы уже написали ему, но ответ может прийти и через полгода. Возможно, нам удастся найти самого Ванса.
– Год спустя? Насколько мне известно, родственники Джорджии предприняли для этого все усилия.
– Да. Похоже, ему каким-то образом удалось бесследно исчезнуть… – Дрессер встал из-за стола, отставив чашку в сторону. – Окажите любезность, Торримонд, велите подать бумагу, перо и чернильницу. Мне нужно отослать с кучером записку.
Брови виконта удивленно поползли вверх, но он исполнил просьбу гостя.
– Не соблаговолите ли поделиться со мной своим внезапным озарением? – сухо спросил он.
Дрессер улыбнулся:
– Понимаю, как я злоупотребляю вашим терпением. Примите искренние извинения. Мне нужно уведомить Перримана о том, что опасность куда серьезнее, чем мы с ним предполагали. Ведь Ванса так и не нашли, несмотря на то что семейство Перриман разослало во все консульства и посольства подробные описания его внешности и даже портреты. Что, если Ванс мертв?
– Такое вполне возможно, если он подался куда-то далеко, в неведомые страны.
– Но что, если он никогда не покидал пределов Англии? Что, если Селлерби устранил того единственного человека, который мог его уличить? Одним выстрелом он убивал двух зайцев: устранял свидетеля и избавлялся от надобности платить крупную сумму, обещанную Вансу за убийство.
– Черт возьми, голубчик, вы намекаете на хладнокровно обдуманное злодейство! И без единого доказательства!
– Если удастся установить, что Ванс мертв, как вам такое доказательство? А если мы с Перриманом узнаем в придачу, что умер он через несколько дней или даже часов после дуэли?
Торримонд разгневался не на шутку:
– Как вы намереваетесь это выяснять, черт вас побери обоих? Если он был убит, то осталось тело. А если осталось тело, оно должно было быть опознано! Где труп Ванса? Я вас спрашиваю, Дрессер, где его труп?
– В общей могиле для бедных и нищих. – Дрессер обмакнул перо в чернильницу. – Простите великодушно, Торримонд. Через пару минут я объясню вам свою мысль.
И он стал писать, тщательно подбирая слова, так чтобы смысл остался скрыт для непосвященного, но был понятен Перриману.
