— Очень кстати! — сказала Фредерика. — Что же было дальше?
— Ну, мне удалось убедить викария оставить нас в ризнице, пока мисс Мерривилл не успокоится. Как только я избавился от него и мисс Мерривилл перестала плакать, я… я поговорил с ними! Сказал, как недостойна их затея, и так далее. Тогда Даунтри ответил, что он с самого начала не был спокоен и что, в конце концов, вы, так же как и мисс Мерривилл, сделали бы все, чтобы разлучить их с мисс Черис, сэр!
— Виноват! Я действительно намекнул, что ему не стоит так увлекаться.
— Да, он сказал мне об этом, но думаю, что и до этого у него были опасения. Я решился сказать ему, что вам нет никакого дела до его женитьбы, но вы наверняка бы урезали его содержание, если бы он таким обманным путем устроил свой брак.
— Однако ты хорошо меня знаешь, мой мальчик! Ну и что, испугался он, что я обреку его на бедность?
— О нет! Он сказал, что собирался выйти в отставку и попытаться заняться сельским хозяйством где-нибудь в центральных графствах, — сдержанно добавил Тревор.
— О господи! Но если его не пугала перспектива лишения денег, то чего же он боялся? Как, черт возьми, еще я мог помешать его женитьбе?
— Оказывается, он думал, — сказал Тревор, и лицо его стало непроницаемым, — что вы могли услать его за границу с какой-нибудь дипломатической миссией.
На мгновение возникла оглушительная тишина, и потом обе женщины разразились хохотом.
— Но я сказал ему, — продолжал Тревор, — что, по-моему, это не в вашей власти.
— И ты был прав! — сказал Алверсток, закрыв лицо рукой. — Я также сказал ему, — надеюсь, вы не против, сэр, — что он должен все рассказать вам и попросить вас уладить все с миссис Даунтри.
— А со мной? — спросила Фредерика.
— Ну конечно! — сказал он. — И об этом я ему сказал. Вообще-то я собирался, — поскольку мисс Мерривилл заявила, что не может вернуться сюда, мэм, а я не знал, куда еще ее отправить, — отвезти их обоих к вам, сэр, в Алверсток-хауз.
— Спасибо, Чарльз! И что же спасло меня от этого кошмара?
Впервые за всю его речь голос Чарльза прозвучал неуверенно.
— Даунтри вспомнил, что оставил письмо своей матушке, приказав дворецкому вручить его ровно в полдень. Ему пришло в голову, что она уже лежит убитая горем и теперь его долг успокоить ее. Вот… вот мы и поймали извозчика и уговорили мисс Мерривилл поехать с нами на Грин-стрит.
— Оставил матери письмо? — удивился Алверсток. — Но, ради бога, зачем, он ведь мог бы послать ей по почте немного спустя. Ведь он живет отдельно.
— Он решил, — осторожно проговорил Чарльз, — что лучше написать ей сразу, иначе потом он забудет.
Это было слишком даже для него. Лорд больше не мог сдерживаться и расхохотался.
Фредерика первая из всей компании остановилась и, вытирая слезы, которые ручьем лились по ее лицу, сказала:
— И вы поехали с ними? Я н-не думала, ч-что вы настоящий герой, мистер Тревор!
— Должен сказать, меня не очень радовала такая перспектива, но я решил, что, по крайней мере, это я обязан сделать после того, как расстроил свадьбу. Даунтри трусил ехать к матери один без чьей-либо поддержки, а мисс Мерривилл была так напугана, что я решил, как бы эта парочка не смылась от страха, и лучше самому довезти их до места. Так что мы поехали вместе.
— И нашли миссис Даунтри в конвульсиях? — спросила Элиза.
— Нет, это было потом, — сказал он совершенно серьезно. — Когда мы вошли в гостиную, она сидела с письмом Даунтри в руке и выглядела так, будто получила удар ножом в спину. А когда она подняла глаза и увидела Даунтри, то так завопила на него, что я был готов бежать куда подальше! Он надулся, как угрюмый медведь, а что касается мисс Мерривилл, я боялся, как бы она снова не упала в обморок. Я пытался объяснить, что они не поженились, но она ничего не слышала из-за своего крика, так что мне пришлось схватить ее и встряхнуть хорошенько самым непочтительным образом. Это так изумило ее, что она прекратила поливать Даунтри проклятиями и я сумел наконец сообщить ей, что они так и не поженились.
— Тогда она бросилась к нему на грудь, смущенно причитая: «О, мой любимый сыночек, ты вспомнил о своей бедной матери и раскаялся!» Естественно, это взбесило его, он оттолкнул ее и сказал: «Ничего подобного!» — и что все это моих рук дело, а сам я — гнусный интриган. Тогда она бросилась мне на грудь, — сказал Чарльз, содрогнувшись при воспоминании об этом.
— О, бедный мистер Тревор! — воскликнула Фредерика. — Что же вы сделали?
— Я не мог больше ничего сделать. И это самое худшее! Она обвила мою шею руками, называя меня своим дорогим спасителем и целуя в щеки!
— Чего же вам еще! Ведь это великолепно, Чарльз!
— Да, но мне так не казалось, сэр, и Даунтри тоже! До того он только мрачно отмалчивался, но, услышав, как она благодарит меня за то, что я избавил их семью от этого, как она сказала, пагубного брака, тут же закатил ей такой скандал, что сотрясался дом! Он был в такой ярости, что не помнил сам, что говорил ей. Признаюсь, я был потрясен не меньше, чем она, так как он всегда был таким добродушным парнем, я и представить не мог, как он страшен в гневе!
— Боже, а когда она схватилась за сердце и ахнула, что у нее начинается приступ, он даже кричал, что пусть у нее будет столько приступов, сколько ей нравится, но, если она посмеет сказать хоть слово против мисс Мерривилл, он больше не будет с ней разговаривать до конца дней своих! Но в этот момент мисс Мерривилл вдруг закричала: «О нет, нет, нет!» и бросилась к миссис Даунтри, обняла ее, умоляя не слушать Даунтри, потому что он не ведает что говорит, и что никто ничего не будет делать против ее воли, и бог знает что еще! Она уговорила ее лечь на диван, подносила ей к носу уксус и послала Даунтри за нашатырным спиртом. А когда он сказал, что не знает, где его взять, клянусь, она была готова растерзать его и возмущалась, как можно так жестоко обращаться с матерью; а если он не знает, где взять лекарство, то пусть пойдет и спросит у горничной! Тут он вышел и вернулся с бренди, что тоже подошло. Но когда он попытался убедить миссис Даунтри, что ей больше незачем прикидываться умирающей, она вся задрожала и стала умолять мисс Мерривилл не бросать ее. Обе они зарыдали, и миссис Даунтри называла мисс Мерривилл милой девочкой, и обе они ополчились на Даунтри. Он уже расслабился и, если бы я не наступил ему на ногу, то бросился бы матушке на шею и стал просить прощения.
Алверсток просиял:
— Виртуозно, Чарльз!
— Не знаю, сэр, но я заметил, чем враждебнее он держался с миссис Даунтри, тем сильнее она привязывалась к мисс Мерривилл, потому что та оказалась единственным человеком, который сочувствовал ей. Я, правда, опасался, как бы не явилась мисс Пламли, но оказывается, она лежала с инфлюэнцией. Это было редкой удачей, к тому же за ней ухаживала горничная миссис Даунтри, а дочери были отправлены с гувернанткой к тетушке, чтобы не подхватить инфекцию. Так что миссис Даунтри была вынуждена позаботиться о себе сама, что очень ее удручало. Она сказала — ну вы знаете ее, сэр!
