– Мата отведет вас, – сообщил Эдмунд, с любопытством уставясь на родственников. – Кто-то должен остаться здесь, чтобы наблюдать за приготовлениями.
– Согласна, – кивнула Розамунда, вставая. – Я устала и рада оказаться в собственной постели после стольких месяцев. Доброй ночи.
Она медленно побрела к двери.
– Почему ты не идешь за ней, старушка? – спросил Эдмунд жену.
– Нет, – покачала головой Мейбл. – Теперь это обязанность Энни.
– Ты удивлен, что она так изменилась? – заметил Томас.
Эдмунд нерешительно кивнул.
– Давно пора, но мне все-таки не по себе. Я-то думал, что ты облегчил ей жизнь при дворе.
– Род Болтонов не знатен и не влиятелен, – пояснил Том. – У меня была младшая сестра, которая умерла родами. Розамунда напоминает мне Мэри, и я полюбил ее, как свою сестру, и рад бы ей помочь, но кто меня послушает?
Нет, дорожку ей вымостила дружба с королевой. Она сама расскажет тебе все, но ее величество прониклась к ней такой симпатией, что поручила вести свою личную переписку. Не официальные документы, а послания к отцу, родным, близким друзьям. Она считала, что у Розамунды прекрасный почерк.
– О, не могу дождаться, чтобы рассказать все это Генри Болтону! – простонала Мейбл.
– Он бывал во Фрайарсгейте? – спросил лорд Кембридж.
– Дважды, – кивнул Эдмунд. – В конце весны и в середине лета. Хотел узнать, не вернулась ли Розамунда. Попросил уведомить его, когда она приедет.
– Пока не стоит, – посоветовал Томас. – Дайте Розамунде время уладить дела. Она и без того не в себе, не хватало ей еще и злиться из-за Генри.
Он встал и потянулся.
– Время позднее. Пожалуй, стоит последовать примеру кузины и немного отдохнуть. Доброй ночи, родственники.
– Я все думаю, – начала Мейбл после его ухода, – как по-твоему, может, из него выйдет достойный муж для Розамунды? Она сказала, что он намеревается погостить.
– На твоем месте я бы на это не надеялся, – покачал головой Эдмунд. – Ты же слышала, он питает к ней истинно братские чувства. И она, насколько я вижу, относится к нему точно так же. Нет, выброси эти мысли из головы, женщина. Томас Болтон не из тех, кто женится. В этом я твердо убежден.
* * *
Розамунда проснулась рано и после мессы и завтрака удалилась в маленькую каморку, где держала хозяйственные записи. К ее удовольствию, оказалось, что все содержится в идеальном порядке. Вошедший дядя сообщил, что уже отдал приказ собрать овец и разделить на три большие отары.
– Отведи их на те три луга, что граничат с озером, – велела Розамунда. – Оттуда их так легко не угонят. Пусть соберут хворост для костров, поставят вооруженную охрану и увеличат количество собак. Тот пастух, на кого нападут, должен будет зажечь костер, чтобы предупредить нас. Эти чертовы шотландцы больше не украдут ни единого ягненка!
Целый день ушел на то, чтобы пригнать всех овец с пастбищ и перевести их на луга, указанные Розамундой. До полнолуния оставалось четыре дня, но госпожа приказала, чтобы все было готово к завтрашнему вечеру. Лорд Кембридж, проснувшийся только к полудню, был поражен бурной деятельностью и властным видом кузины. И это та женщина, которая умирала от страсти и желания в объятиях короля!
Его уважение к ней возросло до немыслимых высот. Он неожиданно понял, что только женщина с таким сильным характером могла не сломаться под натиском Генриха Тюдора. Недаром она с присущей ей мудростью предпочла первой покончить с их связью и ухитрилась при этом сохранить дружбу короля.
Назавтра они отправились в Клевенз-Карн. Отец Мата выступал не только в роли их проводника, но, как ни странно, и защитника: вряд ли кто посмел бы напасть на священника, особенно родственника самого Хепберна, Розамунда до этих пор никогда не пересекала границу и с удивлением увидела, что пейзаж здесь такой же, как и вблизи Фрайарсгейта. Несколько часов они ехали под ярким голубым небом. Солнце сначала светило им в лица, но вскоре нависло над головами, согревая плечи. Они почти не разговаривали, хотя Мата все же заверил госпожу, что его единокровный брат не причастен к краже овец.
– Клевенз-Карн, – наконец объявил он, показывая вдаль.
Впереди на покрытом вереском холме возвышался каменный замок с двумя башнями, темный и по виду весьма древний.
Они медленно приблизились к нему. Ворота оказались открыты, так что въехать во двор не составило труда, Розамунда пораженно уставилась в лицо Логана Хепберна, очевидно, давно поджидавшего гостей.
– Ты послал к нему гонца? – прошипела она священнику.
– Разумеется, – кивнул тот. – Не могли же вы появиться без предупреждения, миледи! На границе так не делается. Что, если бы Хепберн уехал по делам и вы его не застали бы? Он человек занятой!
Синие-синие глаза смотрели ей в душу. Но Розамунда ответила надменным взглядом.
– Я пришла кое-что сказать, Логан Хепберн. Если еще раз посмеешь воровать моих овец, я позабочусь о том, чтобы тебя повесили!
– Добро пожаловать в Клевенз-Карн, – ответил он с улыбкой и, обняв ее за талию, снял с седла. – Ты стала еще прекраснее, чем раньше, если это только возможно. И я не воровал у тебя овец.
– Лжешь! – бросила она.
Он сжал ее подбородок, вынудив вскинуть голову и взирать прямо на него.
– Я никогда не лгу, мадам! А теперь скажите, кто этот раззолоченный щеголь, что вас сопровождает? Очередной муженек? В таком случае я, как и предупреждал, буду вынужден прикончить его на месте.
– Я ее кузен, милорд, – лениво сообщил лорд Кембридж. – Ничего не скажешь, дорогая девочка, ты права.
Синие-синие глаза и великолепная фигура.
– Том!
Логан, захохотав, ударил лорда Кембриджа по плечу так, что тот пошатнулся, и предложил:
– Зайдем в дом. У меня осталось немного хорошего виски, которое я держу для друзей.
– Ноги моей не будет в твоем доме, черт бы тебя побрал! Я сказала все, что хотела, и теперь возвращаюсь домой! – объявила Розамунда.
Логан покачал головой.
– Не понимаю, как с тобой уживались мужья, – пробормотал он и, подхватив ее на руки, широким шагом направился в дом. Розамунда извивалась и кричала, безуспешно пытаясь вырваться.
– Немедленно отпусти меня, проклятый шотландский ублюдок! Я не желаю заходить в твой дом! Отпусти же!
Он поставил ее на ноги и заглушил вопли требовательным поцелуем. Розамунда отскочила и наградила его такой оплеухой, что у бедняги искры из глаз посыпались. Но он, не растерявшись, снова поцеловал ее. Только на этот раз плотно прижал к мускулистой груди и, как она ни отбивалась, держал крепко. Розамунда задохнулась и едва смогла отстраниться. Но он по-прежнему держал ее в плену, так что ударить его она не смогла.
