– Я удивлен, Кейт, что ты не убила ее. Ты ведь никогда не отличалась терпением, а тебе, как я понимаю, пришлось везти Ри до самого Лондона. Там ты посадила ее на корабль, идущий в колонии? – спокойно спросил Люсьен.
– Только не благодари меня. Этого я просто не вынесу, – насмешливо произнесла Кейт. – Чего-чего, а благодарности твоей я не заслуживаю. Будь на то моя воля, я при первой же возможности выкинула бы ее из экипажа. Ее спас этот болван, мой лакей. Почему-то привязался к ней и всю дорогу держал ее на руках, как малое дитя. Это была трудная поездка, Люсьен. Рокко охранял твою девчонку и ворчал всякий раз, когда я взглядывала в ее сторону. – Воспоминание об этом до сих пор причиняло Кейт боль. – Но я разделалась с Рокко. Никому не позволено безнаказанно предавать меня.
– Что же случилось?
– Даже в Лондоне он не захотел с ней расстаться. А это создавало трудности. Тем более что хозяйка гостиницы проявляла излишнее любопытство. Я и Тедди – этот дуралей, который ранил тебя, – разработали план, осуществлению которого мешал Рокко. Я не могла этого допустить и пристрелила его. О том, что произошло с ней потом, я не имею понятия. Должна признаться, что мысль отослать ее в колонию принадлежит Тедди, – пробормотала Кейт, выговаривая это имя с такой же ненавистью, какую испытывала к Люсьену. – Когда я отыщу его – убыо. Свинья проклятая! – выругалась она, подняв свободную руку, как бы с целью защитить свое лицо. – Но и с этим я разделаюсь, – продолжала она, возвращаясь мыслями к Люсьену Доминику, герцогу Камарейскому. – Ты принес мне столько несчастий, Люсьен! Разрушил все наши с Перси надежды – самим фактом своего существования. Когда я вспоминаю о нашей жизни в Венеции и одновременно смотрю на тебя – а ты выглядишь таким отвратительно здоровым, – я готова вопить, проклиная несправедливость судьбы. Перси испытал бы тоже самое. Он надеялся, что ты растолстеешь, станешь подагриком, да не тут-то было, – с возмущением воскликнула она. Внезапно Кейт переменила тему: – А знаешь, Люсьен, мне даже понравился твой Фрэнсис, хотя он и разрушил мои замыслы. Он очень похож на Перси. Просто копия. Я еще не видела твоих близнецов, но слышала, что они такие же золотоволосые, как Перси и я. Ведь когда-то мы с Перси были золотоволосыми и красивыми, правда, Люсьен? Но это было так давно, – с болью в голосе прошептала она. – Годы все изменили. Хочешь видеть, Люсьен, как я выгляжу сейчас? Тебе это должно быть интересно. Ведь я пострадала по твоей вине.
Медленно, хорошо рассчитанным движением она подняла полупрозрачную вуаль, спадавшую ей на плечи, другой рукой продолжая крепко держать пистолет, нацеленный в самую грудь Люсьена. На этот раз она не чувствовала ни того стыда, ни той ярости, какие охватили ее, когда Тедди Уолтхэм в ужасе смотрел на ее изуродованное лицо. Кейт с нетерпением ожидала подобной реакции и от Люсьена. Как только на его лице появится выражение глубокого отвращения, она превратит это лицо в посмертную маску.
Дрожащей рукой Кейт обнажила лицо и смело взглянула прямо в глаза Люсьену. Но, к ее разочарованию, он отнюдь не отшатнулся при виде некогда красивого, а ныне чудовищно изуродованного лица. Он продолжал смотреть на нее обычным своим холодным, равнодушным взглядом. Это холодное, презрительное выражение всегда приводило ее в ярость, и Кейт осознала, что не сможет освободиться от Люсьена, чей образ преследовал ее даже во сне. Казалось, он клеймит их с Перси позором. Высмеивает, травит. Он сумел добиться их изгнания из Камарея. Он виноват во всех их несчастьях, в том, что ее дорогой Перси погиб в Венеции, а сама она оказалась обезображенной. Во всем этом виноват Люсьен, дорогой кузен Люсьен, стоящий сейчас перед ней.
Люсьен молча наблюдал за отражением бурных чувств на ее лице, он знал, что мучительные воспоминания разжигают в ней пламя нечеловеческой ненависти. Он смотрел в бледные глаза, полные неутолимой жажды мести, и ждал, зная, что на этот раз ему не уйти от смерти.
Герцогиня, вздрогнув, проснулась. Еще сонная, осмотрела спальню. В камине догорали последние угли, комнатой завладел холодный сквозняк, пробивавшийся сквозь щели в плохо подогнанных дверях. Перекатившись на другой бок, она протянула руку, чтобы нащупать теплое тело мужа.
Ощутив, что там, где Люсьен обычно спит, сейчас пусто и холодно, она села в постели. Первой ее мыслью было, что у Люсьена разболелась рана, быть может, у него жар. Но в спальне, уставленной громоздкой мебелью, она так и не увидела мужа.
– Люсьен! Люсьен! – тихо позвала она. Но ответом было мертвое безмолвие.
Поколебавшись мгновение, герцогиня скинула одеяло, соскользнула с кровати и сунула ноги в шелковые домашние туфли. В темноте ее пальцы нащупали тонкую шерстяную шаль, лежавшую на спинке шезлонга, который стоял в изножье кровати.
Какая необычная тишина царит в Камарее, думала герцогиня, торопливо идя по темным коридорам. Прежде чем покинуть спальню, она проверила будуар, куда Люсьен иногда удалялся, чтобы не мешать ей спать. Маленькая комнаткабыла пуста. Она направилась через Длинную галерею, надеясь застать его там снова разглядывающим тот старый портрет, но в галерее стояла мертвая тишина. Герцогиня мысленно упрекнула себя за глупость, когда ее вдруг охватило ощущение, будто с картин на нее смотрят мертвецы, негодуя на то, что она вторглась в их уединение.
Герцогиня содрогнулась и пожалела, что с ней нет Мэри, которая могла бы объяснить странное ощущение. Одной рукой подхватив подол волочащейся по полу ночной сорочки, а в другой сжимая горящую свечу и конец шали, герцогиня спустилась по большой лестнице и направилась к кабинету Люсьена. Там-то и надо было искать его с самого начала, подумала она, дрожа от холода и мечтая поскорее вернуться в теплую постель.
Осторожно, стараясь не упасть во тьме, она спускалась по лестнице, ничего не слыша, пока не дошла до мраморного холла, куда выходила дверь кабинета мужа. Она остановилась, откинула прядь волос, упавшую на глаза, и только тут вдруг услышала голоса, доносящиеся из-за приоткрытой двери. Сначала она подумала было, что муж разговаривает со служанкой, но сразу же с растущей тревогой поняла, что ни одна служанка не посмела бы говорить с герцогом Камарейским таким тоном.
– Пришло наконец время, Люсьен, омыть мои руки твоей кровью. Ты должен был бы умереть много лет назад. Я совершила большую ошибку, оставив тебя в живых. И у тебя еще родилась двойня! Даже у Перси не было близнецов – эта толстая корова, его жена, ни на что не была способна. В ее жилах текла холодная кровь. Удивляюсь, что она вообще рожала детей. И зачем только Перси старался? – говорила Кейт.
