— А сейчас ты можешь дать такое слово?
— Если такова ее цена, то да, — морщась, как от боли, вздохнул Рауль.
Галеран покачал головою.
— Все не так просто. Ведь ей придется довериться тебе на всю жизнь. Да, на всю ее жизнь. Придумай, как уговорить ее, ибо уверяю, она шагу не сделает из Англии, пока не будет на то ее доброй воли.
Джеанна лежала, подложив под живот подушки, чтобы не причинять боль набухшим от молока грудям, и слушала рассказ Алины о ее приключениях во время побега. Рауля де Журэ Алина почти не упоминала, разве что вскользь.
— Ты провела ночь в одной постели с ним? — спросила Джеанна. То была лишь догадка; так много Алина ей ни за что не поведала бы.
— Я спала! — огрызнулась Алина.
— Разумеется, ты спала.
— Он ничего не сделал… ну, почти ничего… Он на удивление хорошо владеет собою.
Джеанна изо всех сил старалась сохранить серьезное лицо.
— Ты как будто разочарована?
— Разумеется, нет. — Алина вышагивала по комнате, и юбки ее шумели. — Просто приятно знать, что иногда он способен держать свое оружие в ножнах.
— Насколько я понимаю, он действовал четко и разумно; уберег тебя от всех опасностей и невредимой доставил обратно в монастырь. И потом говорил с королем от моего имени.
Алина остановилась.
— Я и не называла его неразумным.
— Верно. Так что же удерживает тебя?
— Удерживает? Меня? — с притворным недоумением спросила Алина.
— Если я что-нибудь понимаю, он любит тебя и хочет, чтобы ты стала его женой. А между тем вы не похожи на счастливую чету.
— А ты согласилась бы уехать с мужем за полмира от дома? — вспылила Алина.
— За Галераном я пошла бы хоть за край света, в рай, в ад, — всюду.
— Да, но… что бы ты стала делать, когда была бы знакома с ним меньше месяца?
Джеанна рассмеялась.
— Ты поймала меня. Но мы были очень молоды. — Так ведь и Алина молода, подумалось ей. Как просто забыть, что Алине только восемнадцать и до недавних пор она жила совсем иной жизнью — мирной и безмятежной. — Пожалуй, лучше подождать.
— Подождать! Что проку в ожидании? Разве я лучше буду знать его, когда он вернется через год?
— Возможно, ты лучше узнаешь свое сердце. Этот месяц был для тебя тяжелым, а Рауль так пригож собой… Но порой самая пылкая страсть угасает и обращается в пепел в недолгой разлуке. Знаешь, когда-то, — добавила Джеанна, поморщившись, — я думала, что Раймонд Лоуик всего на ступеньку ниже господа бога.
Алина засмеялась.
— Что сравнивать Раймонда и Рауля! — Она взяла в руки горшочек с бальзамом, смотря на него так, будто видела впервые, — Но ты, наверное, права. Страсть Рауля ко мне угаснет и в самой недолгой разлуке. Пожалуй, я сделаю для него доброе дело, отослав его.
— Алина, но я говорила о тебе! Рауль старше годами и неизмеримо опытнее. Сомневаюсь, что он так легко забудет тебя.
— Если только он любит меня хоть немного…
— Разве такой человек захочет жениться, пока не полюбит? Должно быть, он уже попросил твоей руки?
— Да, — призналась наконец Алина и, поставив горшочек, подробно пересказала Джеанне весь свой разговор с Раулем.
Дослушав, Джеанна застонала.
— Знаешь ли, кузина, когда человек говорит такие слова, это что-нибудь да значит.
На следующий день Джоанна смогла сесть на кровати и даже немного походить по дому, не испытывая резкой боли. Совершая прогулку по дому, она поймала себя на недостойном христианки злорадном удовольствии при мысли о том, что архиепископ Фламбар в эти часы сполна получает по заслугам. У Галерана, быть может, достало бы милосердия простить его, а она не могла. И дело вовсе не в побоях, которые она приняла, но в том зле, которое он пытался причинить ее семье.
Найдя в зале Галерана, Джеанна рассказала ему о своих мыслях.
— Ты переоцениваешь мое человеколюбие, — отвечал он, помогая ей сесть на скамью у открытого окна. — Надеюсь, сейчас он корчится от боли, а в будущем его ждут еще худшие муки.
И они улыбнулись, поняв друг друга с полуслова; когда-то они принимали это как должное, теперь же ценили на вес золота.
— Что до Рауля… — начала она.
—…и Алины, — с комической гримасой подхватил Галеран.
— Что нам делать?
— Сделаемся свахами?
— Отчего же нет? Брак — это так чудесно.
И снова на их губах блуждали улыбки, и молча они говорили о совсем других вещах.
— Думаю, Рауль совершил ошибку.
— Ты недоговариваешь! Но у Алины достанет разума вести себя, как подобает честной девушке, какими бы сладкими речами он ее ни прельщал.
— Его слово крепко, — сурово молвил Галеран. — В том-то и беда. Он не станет обещать того, что не может выполнить.
Джеанна ничего на это не возразила.
— Так что же, есть какая-то надежда?
— Посмотрим. Но у меня появилась одна мысль, не знаю, понравится ли тебе…
— Не думаю, что Губерт Береток очень обрадуется, если единственная дочь выйдет замуж без его благословения. Нам придется отвезти их к нам домой и там обвенчать.
— Бедный Рауль! Обратно на неласковый север.
— А ведь впереди еще осень. Придется нам укутывать его в меха.
И они дружно рассмеялись.
Первый подарок принесли, когда Алина сидела в комнате, которую делила с Джеанной, ее дочкой и Уинифрид. Признаться честно, она просто пряталась. Ей не хотелось видеть Рауля и не нравился блеск веселого любопытства в глазах окружающих. Ей самой ничуть не смешно.
Вдруг вошла служанка, неся в руках украшенную затейливой резьбой деревянную шкатулочку размером с ладонь. Алина открыла двускатную крышку; внутри оказалась чудесная цветущая ветка. Сначала ей показалось, что ветка настоящая, но, дотронувшись до листика, она ощутила под зеленой эмалью холодок металла, а цветы были искусно вырезаны из слоновой кости. Под цветами нашлась записка, написанная таким красивым почерком, каким могут писать только писцы: Прекрасна, как цвет миндаля.
Единственной сколько-нибудь равной по красоте вещью, известной Алине, была роза Джеанны, та самая, у которой все отпадали лепестки, но эта ветка смотрелась еще прекраснее. Набрел ли он на нее случайно или дни и ночи стоял над душой у ремесленника, сотворившего это чудо в точности по его заказу?
Да, чудо, но оно, увы, ничего не меняло. Алина знала: Рауль предан ей всей душой, но на ее глазах распадались и преданные друг другу пары. Порой любовь умирает, проходит совсем, и тогда защиту и утешение можно найти лишь у друзей и родных. И еще она знала, что невеста, как ни говори, всегда уязвима и беззащитна.
Но она все равно не удержалась и показала Джеанне чудесное украшение. Кузина сидела в зале с Галераном, и они весело смеялись, совсем как в прежние времена. Алине стало обидно, сердце кольнула ревность: если ей самой не суждено быть с Раулем, с кем она станет смеяться вот так?
