Мара надела на этот вечер платье палевого атласа. Она чувствовала себя гораздо лучше и даже уговорила Лилу зашнуровать корсет потуже по такому случаю. И все же, когда музыка смолкла, она не встала с кушетки, на которой устроилась перед концертом. Михал принес ей вино и закуски и остался, чтобы составить ей компанию, заменяя Родерика, вынужденного исполнять обязанности хозяина дома. Через некоторое время его сменили близнецы. Когда они покинули ее, пустившись в погоню за актрисой из театра Французской комедии, на смену им пришел Лука.
Цыган свободно рассуждал о музыке, которую они только что прослушали, и о великих композиторах, испытавших на себе влияние его народа, но настроение у него было мрачное. Он не отрывал взгляда от Джулианы, которая расхаживала по всей просторной гостиной. Она же не взглянула на него ни разу за весь вечер, что само по себе о многом говорило, как показалось Маре, однако Лука, по-видимому, смотрел на дело иначе.
После разговора о музыке он надолго умолк, глядя, как Джулиана оживленно кокетничает с каким-то французским аристократом. Его пальцы до боли стиснули резную спинку кушетки, костяшки побелели. Он тихо пробормотал на языке цыган что-то явно не лестное.
— Чего хочет от меня принцесса Джулиана? Я отдал ей свою любовь, свое сердце, все, что у меня есть. Я стерпел оскорбление, чтобы заслужить прощение ее отца. Я покинул шатры моего народа ради нее. Что еще я должен сделать?
Мара, наблюдая за своевольно вздернутым подбородком Джулианы, вдруг сказала:
— Ты отдал так много, возможно, слишком много. А что ты просил у нее взамен?
— Только ее любви.
— Но разве ты не хочешь узнать ее получше? Узнать, о чем она думает, о чем мечтает, что заставляет ее смеяться и плакать?
— Больше всего на свете, но как же я могу обо всем этом узнать, если она и близко меня к себе не подпускает?
В самом деле, это была трудная задача. Наконец Мара спросила:
— Что бы ты сделал, если бы она была цыганкой и обращалась с тобой подобным образом?
Белые зубы на его смуглом лице ослепительно блеснули в улыбке.
— Это было бы просто.
— Так что же тебе мешает? Она хоть и принцесса, но все-таки женщина.
Лука покосился на Мару с сомнением, но потом, когда он вновь перевел взгляд на Джулиану и стал следить, как огни хрустальных люстр играют на ее белых плечах и в золотистых волосах, в его глазах появилось задумчивое выражение.
— Да, — медленно протянул он, — да. А если она и после этого не перестанет меня презирать, хуже уже не будет.
Последнее утверждение показалось Маре спорным. Она не без опаски задала следующий вопрос:
— Лука, что ты собираешься делать?
Он не ответил.
— Ах, Мара, что бы мы делали без вас? Вы должны поскорее выздороветь, чтобы сочетаться браком с Родериком.
С этими словами он оставил ее, двигаясь с плавным изяществом человека, умеющего плясать так же ловко, как и владеть ножом. Он поклонился Джулиане, заговорил с ней. Джулиана бросила ему какую-то резкость и отвернулась. Лука схватил ее за руку и дернул с такой силой, что она потеряла равновесие, споткнулась и чуть не упала прямо ему на грудь. Он подхватил ее в свои объятия и увлек к ближайшим дверям, ведущим в прихожую. Поначалу Джулиана была ошеломлена, но, придя в себя, начала сопротивляться, толкнула его в грудь. Однако она не закричала, не позвала на помощь. Все произошло так тихо и так быстро, что лишь немногие из присутствующих оглянулись им вслед.
Мара спустила ноги с кушетки и начала подниматься, собираясь идти за ними, но путь ей преградил Родерик. Он положил руку ей на плечо, не давая встать.
— Можно узнать, что ты сказала Луке? Как ты превратила его в разбойника, уносящего добычу с поля боя?
Она взглянула на него, озабоченно нахмурившись.
— Я только посоветовала ему обращаться с Джулианой, как с женщиной его племени. Мне и в голову не приходило, что он воспримет мой совет так буквально.
— Как все просто, — восхитился он. — И почему мне это самому в голову не пришло?
— Ты не собираешься его остановить?
— Вряд ли он зайдет слишком далеко. Джулиана этого не допустит.
— А если он причинит ей боль? Родерик покачал головой:
— Он все еще ее телохранитель. Он относится к своим обязанностям очень ревностно. Нет, если кто и находится в опасности, так это сам Лука. Во всяком случае, еще несколько минут назад мне так казалось.
Последние слова Луки все еще звенели у нее в ушах. Она перевела дух.
— Если у тебя есть несколько свободных минут, могу я с тобой поговорить?
— Дорогая Мара, ты уже со мной разговариваешь.
Легкомысленный ответ, догадалась Мара, был рассчитан на то, чтобы дать ему время обдумать ее просьбу.
— Я хочу сказать — серьезно.
Родерик пристально заглянул ей в лицо. Улыбка в его глазах угасла. Наклонив голову, он сказал:
— Как тебе будет угодно.
Он помог ей подняться на ноги, взял под руку и вывел из гостиной через главную галерею в свои апартаменты. В его личной гостиной горел камин, и он усадил ее в кресло у огня, предложил вина, но она отказалась. Сам он встал было у камина спиной к огню, но, увидев, что ей приходится запрокидывать голову, чтобы смотреть на него, опустился во второе кресло напротив. Его лицо было задумчивым, он терпеливо ждал, пока она начнет говорить.
А Мара не знала, с чего начать. Все то, о чем она хотела ему сказать, смешалось у нее в голове. Хотя было уже поздно, она пожалела, что не подготовилась заранее к этому важному разговору: не надо было приступать к нему сгоряча. Необходимо было, чтобы Родерик понял принятое ею решение и смирился с ним.
Мара посмотрела вниз на свои руки, облизнула губы кончиком языка.
— Мне кажется, мы не понимаем друг друга с самой первой встречи. Я глубоко стыжусь того, что мне пришлось тебя использовать. Ты обошелся со мной куда лучше, чем я заслуживаю. Я… я сделала все, что могла, чтобы искупить причиненное тебе зло. И теперь я должна уехать. — Она подняла на него глаза, увидела его замершее, неподвижное лицо и перевела взгляд на огонь. — Твоя гвардия почему-то убеждена, что ты… что мы собираемся обвенчаться. Не знаю, откуда это убеждение взялось, но хочу сказать тебе: в этом нет необходимости. Я тебе безмерно благодарна за участие, ты помог мне оправиться от болезни. Я знаю… помню, что ты мне тогда говорил. Твои слова мне тогда очень помогли… как и было задумано. Но я не стану требовать, чтобы ты выполнил все, о чем говорил тогда. Скоро я вместе с отцом вернусь в Луизиану, и ты будешь свободен. Даю тебе слово.
— Все это похоже на благочестивое отречение, — тихо заметил Родерик.
Ей не следовало забывать о том, каким он может быть язвительным. Мара подняла на него серьезный взгляд.
