Она его поймала наконец. Он посмотрел на нее, и она выдержала его вопросительный взгляд.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросил он.
— Ты счастлив без меня?
— А ты без меня?
— Я просто не могу, не могу с тобой жить, как прежде. Наши отношения должны что-то значить для нас обоих.
— Конечно, — дружелюбно согласился он. Сюзан ждала, но Блейк уже ничего к этому не прибавил. В камине сдвинулось полено и, когда Сюзан хотела подтолкнуть его, Блейк опередил ее.
— Подожди, это сделаю я, — а когда снова сел, сказал: — Ты могла бы из этого старого дома сделать нечто весьма приличное, Сюзан. У него есть свое очарование. — Взгляд его порхал по комнате.
— Да, — рассеянно сказала она.
Затем она поняла, что он никогда не откроет ей свой внутренний мир. Он столь долго скрывался сам от себя, столь долго избегал правды, что, очутившись с нею с глазу на глаз, не был в состоянии противостоять ей. Но Сюзан была рождена для истины и не могла без нее жить. Если бы они теперь продолжали жить вместе, даже несмотря на отсутствие между ними физической связи, то Сюзан все равно не смогла бы с собой справиться. Она вновь и вновь требовала бы от него окончательного решения, которого он постоянно избегал бы, пока не возненавидел бы ее. Уже сейчас она не могла любить его. Нет, она его уже не любит, но никогда не забудет того, что когда-то любила его со всей страстью своего существа. Сюзан долго молчала, раздумывая, а Блейк сидел, курил и смотрел на огонь.
— Блейк, — сказала она наконец как можно нежнее, — тебе было бы очень неприятно, если бы я захотела, чтобы ты оставил меня здесь?
— Развод? — он резко и быстро произнес это слово.
— Как ты сам захочешь, — ответила Она. — Для меня это неважно — ты только оставь меня здесь. Я хочу жить и работать здесь, в этом доме.
— У тебя кто-то есть?
Сюзан покачала головой.
— Нет, вообще нет.
Он улыбнулся.
— Это я бы понял.
Она предпочла не отвечать. Она все еще не докопалась до того, что, собственно говоря, чувствует Блейк.
— Я был с тобой совершенно счастлив, Сюзан, — продолжил он чуть грустно. — Вначале я иногда не был уверен в себе. Ты, вообще-то, не мой тип женщины, но ты спровоцировала меня своей неприступностью. Сначала я хотел всего лишь сломать твою гордость, но это привело к тому, что я влюбился в тебя.
— Мою гордость ты не сломал, — сказала она спокойно.
— В тебе есть что-то чертовски сильное, даже на инстинктивном уровне.
В этот момент он был ближе всего к правде. Теперь Сюзан поняла его и сказала сочувственно:
— Я знаю, что не являюсь женщиной, которая создана для супружества.
— Ты живешь в нем только наполовину, — улыбнулся он. — А мужья любят владеть своими женами безраздельно.
— Я знаю, — сказала она немного печально. — Но мною, мне кажется, не овладеет никто. — Мгновение она ждала, а после решительно сказала: — Видимо, я такой родилась.
Блейк не ответил, а только сидел и смотрел на нее.
— Я всегда хотела иметь все, — как бы оправдываясь, говорила Сюзан, чтобы насколько это было возможно объяснить ему свое состояние. — Я хотела быть всем: хорошей женой и матерью, хотела заниматься своим делом. А когда появился ты, я хотела быть и твоей любовью.
— У меня такое впечатление, что ты всем этим уже была, — вырвалось у него.
— Не знаю, почему мы говорим так, словно я уже мертва. А ведь я пока что живее кого бы то ни было — я все воспринимаю гораздо острее и чувствую гораздо глубже.
И в действительности это так и было. Внезапно Сюзан поняла, что основные недостатки заключаются в ее собственной личности. Слишком уж она отличается от обычного человека, и потому люди не выносят ее. Среди женщин у нее не было близкой подруги, потому что она делала не только то, что они, но еще и многое другое. Поэтому Мэри ее никогда не любила, да и Марсия от нее часто удалялась. Для Дэвида Барнса она также была слишком большой глыбой, ибо ему было достаточно его «титанов». И точно так же для Марка, а теперь и для Блейка. Блейк бы ее, пожалуй, и простил, если бы Джозефу Харту не так нравилось ее искусство. Каждый из них хотел от нее чего-то иного. А она слишком уж щедро удовлетворяла их притязания, и они чувствовали, что в ней остается много больше, чем она отдает, и что никто из них не является достаточно хорошим для нее. Это познание было слишком горьким, и потому она теперь вынуждена была ускользать от Блейка. Она была непосильна для любого, и никто не мог полностью удовлетворить ее.
У нее теперь уже не оставалось никого, кроме Джона. Она должна будет уделять ему много внимания. Она должна будет позаботиться о том, чтобы он, вырезая маленькие фигурки из древесины, не почувствовал колоссальность ее мраморных вещей. Она должна будет вплоть до самой смерти скрывать от сына свой размах.
— Ты часто говорил, что я проста. Однажды, мне кажется, ты сказал «глупа»… Так вот, ты был совершенно прав. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы узнать, что я собой представляю.
Он не спросил ее, что она имеет в виду.
— Я этим хотел сказать, что ты наивна, если ожидаешь, что люди будут принимать тебя такой, какая ты есть. Ты обращаешься с ними слишком по-детски. Но ты не ребенок, и они не знают, что с тобой делать.
— Да, я это знаю. Люди видят в других только то, что есть в них самих. И я должна была уже давно понять это, да?
Они говорили теперь с большими паузами, она — страстно и сомневаясь, он — осторожно, как бы проверяя свои слова наощупь. Время шло к вечеру. Солнце вливалось в комнату под острым углом. Его лучи осветили голубой ковер, который был приобретен в начале их совместной жизни с Марком. Эта жизнь кончилась, но заняла свое место в ее внутреннем мире. А теперь растущая скупость слов, которыми обменивались они с Блейком, дала ей почувствовать, что и их жизнь заканчивается.
— Не знаю, — ответил он. — Не требуй от меня, дорогая, чтобы я пускался в психологические исследования. Чистая правда состоит… — Он смолк на мгновение и отвернулся, — в том, что наша жизнь как-то просочилась у нас между пальцами.
— Если бы я не была такой, какая я есть…
— Ну тогда бы я в тебя вообще не влюбился, — закончил ее фразу Блейк, застегивая свою шубу. Он был немного бледен, и губы его были сухи. Внезапно ее охватила острая боль.
— Ах, Блейк, — воскликнула она, — ты так много дал мне!
— Ты мне тоже многое дала, Сюзан. — Но когда она протянула к нему руку, он покачал головой. — Нет, не обращай на это внимания и не пытайся задержать то, что уже минуло. Мне очень печально, что это ушло. Я был бы рад, если бы оно осталось, но ничто не может длиться бесконечно. Ты знаешь, у меня бывает интуитивное чувство конца. Еще до начала чего-либо я чувствую, чем все это завершится.
