— Александра, — хрипло возразил он, не сводя с Алекс подозрительно заблестевших глаза, — ни одному человеку не дано перемещаться во времени.
— Мне дано! — Она вскочила и бросилась к иллюминатору, потянув за собой край простыни. Ее бил озноб. Неужели ей суждено потерять его теперь, после того, как она преодолела не один круг ада, теперь, когда они связаны любовью?… — Как мне заставить тебя поверить?
— Тебе не нужно меня заставлять, — хрипло прошептал он. — Александра, мне нет дела до того, шпионка ты или нет! Я тоже люблю тебя.
Этих слов Алекс ждала целую жизнь — много жизней, — но теперь они не принесли ей радости. Ей было тошно.
— Ну так возвращайся в Америку вместе со мной!
— Не могу. Мой долг…
— Ты давно выполнил свой долг перед родиной! — крикнула Алекс. — Черт побери, ты чуть не сдох за два года рабства. Пусть теперь другие рискуют жизнью!
— Но я мщу за младшего брата, — прошептал Ксавье. — Он погиб от рук головорезов паши. — Алекс онемела от неожиданности. — И еще я мщу за тебя, — с изменившимся лицом закончил он. — Алекс молчала. — У меня нет другого пути, Александра. Здесь я выбирать не волен.
Ловушка. Он оказался в ловушке, она оказалась в ловушке. И все из-за его пресловутого благородства, его чувства справедливости, из-за жестоких обстоятельств, из-за неумолимой судьбы. Похоже, все и вся объединились, чтобы разлучить их.
— Но я не хочу, чтобы за меня мстили, — возразила она. — Я хочу, чтобы ты был со мной…
— Я должен сделать то, что должен, — отчеканил он.
— И ты вернешься, чтобы расправиться с Джебалем?! — испуганно охнула она.
— Я больше не буду рисковать жизнью, если ты это имела в виду. Но если мне будет сопутствовать удача и предоставится возможность, да, я постараюсь убить Джебаля.
— Пожалуйста, останься!
Он не ответил. И так было сказано довольно.
Почему, почему все опять пошло наперекосяк?! Алекс с испугом подумала, что им не суждено быть вместе. Что судьбе было угодно просто воспользоваться ею, сделать из нее ангела-хранителя, чтобы уберечь Блэкуэлла от безвременной и бессмысленной смерти. Дрожащим голосом она сказала:
— И все-таки я буду ждать тебя в Тунисе.
— Нет. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.
Слова слетели с ее губ прежде, чем она успела спохватиться:
— Ты не имеешь права мне приказывать. По крайней мере до тех пор, пока не женишься на мне.
Он молчал.
Алекс покрылась холодным потом. И как ее угораздило такое ляпнуть?! Заломив руки, она прошептала:
— Ксавье! Ты ведь сам сказал, что любишь меня!
— Сказал, — неохотно согласился он.
— Но… но разве ты не хотел бы на мне жениться?
— Я не могу.
Алекс не верила своим ушам.
— Мне так жаль, Александра. Ужасно, ужасно жаль. — И в его глазах она прочла невиданное прежде горе, усталость, обреченность… и беззащитность.
Он бы женился на ней, если бы мог. Но он не может этого сделать. Ведь он уже женат.
Ксавье ходил по палубе. И хотя от стоявших на лафетах пушек все еще несло пороховой гарью, весь окружающий мир был погружен в сон. В потоках серебристого лунного света море тускло блестело, «Конституция» плавно покачивалась на легкой волне, двигаясь на северо-восток, и над всем этим раскинулось сиявшее звездами небо. Однако в душе у Ксавье бушевало адское пламя.
Почему-то после встречи с ней вся жизнь пошла кувырком. За каких-то два года она вывернула наизнанку его душу. Ее образ неотступно преследует его днем и ночью. Само сознание того, что она есть, что она живет на свете и ждет его, оживляло его сердце подобно солнечному свету. Его тянуло к ней с неодолимой силой — и физически, и духовно, и он сам не понимал причины столь сильной связи. Хотя, впрочем, бессмысленно было пытаться понять их чувства, и его, и ее. Никакого смысла, черт бы его побрал!
Проклятие, он готов был жениться на ней сейчас же, сию минуту, на борту корабля Пребла — будь она хоть трижды шпионкой. Ксавье был готов забыть и простить ей все прегрешения и проступки прошлого.
От боли у него все переворачивалось внутри. Никогда в жизни он не встречал столь неотразимую женщину, и от одной мысли о расставании становилось тошно на душе. И все же расставания не избежать. Ей пора вернуться в свою жизнь, ему — в свою.
Он чертыхнулся.
Завтра утром она сойдет на берег в Тунисе. И он никогда больше не встретится с ней. Однако это не значит, что ему удастся выбросить ее из жизни. Узнать ее однажды — пусть даже ненадолго — значило навсегда полюбить ее.
От тоски снова сдавило грудь. Он становится слишком сентиментальным. И напрасно позволяет себе мечтать о несбыточных вещах. Он принадлежит другой женщине. И ничто это не изменит. Он поклялся Роберту, что всегда будет заботиться о Саре. Сара нуждается в нем. А о разводе он не смел и подумать. Ему больше не видеть Александру Торнтон. Никогда. А больше ему никто не нужен.
Тем не менее его долг — сказать всю правду. Какой бы горькой она ни оказалась для обоих. Ах, как бы он хотел не признаваться до последнего — пока они не подойдут к самому Тунису. Чтобы успеть обнять ее и попытаться утешить — на прощание, в самый последний раз. Прежде чем он пустится в очередной рейд, рейд по Средиземному морю.
Но нет, подобная слабость для мужчины непозволительна. И Ксавье решительно направился к капитанской каюте.
Она горько плакала. Когда Ксавье вошел в каюту, ему пришлось на ощупь найти и зажечь свечу. Она выпрямилась, трогательно-забавная в мужской рубахе и бриджах, и попыталась улыбнуться Блэкуэллу, но прекрасные глаза были красными и припухшими. Меньше всего на свете он хотел бы причинять ей боль. Однако именно это и предстояло сейчас сделать. Он чувствовал себя беспомощным и жалким.
— Пожалуйста, не надо плакать! — произнес он.
— Ты никогда не любил меня по-настоящему, да? — обиженно раздувая тонкие ноздри, спросила она.
Он замер. Она, как всегда, удивляла его своей непредсказуемостью.
— Я люблю тебя больше жизни.
Она тряхнула головой, так что взметнулись рыжие кудри.
— Если бы ты любил меня, ты бы женился!
Он сглотнул. Но как ни старайся, нельзя было подобрать достаточно мягких слов, чтобы сказать ей… Он поставил свечу на стол.
— Господь свидетель, — Ксавье потер нывшие виски, — как я хочу жениться на тебе, Александра.
Ее глаза засияли.
— Ты не понимаешь! — беспомощно сказал он. — Я не могу.
Она не сводила с него глаз, в которых медленно просыпалось понимание. И взгляд становился все более болезненным.
— Я уже женат.
Она молчала. Грудь тяжело вздымалась и опускалась, казалось, каждый вздох причинял ужасную боль. На щеках выступили красные пятна.
