– С нашей стороны прощание не предвидится, фройляйн Шмальцлер, – известила ее Элизабет.
Элеоноре Шмальцлер нравилось, что о ней думали господа. Когда Мари описывала ей, что они планировали для нее сделать, ее глаза светились счастьем. Она была безмерно благодарна этой семье, была тесно привязана ко всем им, как будто это были ее родные.
– Все-таки я приняла решение покинуть Аугсбург, дорогая фрау Мельцер…
Элизабет сделала испуганное лицо.
– Вы хотите покинуть нас? – воскликнула она. – Но вы не можете так поступить с нами, фройляйн Шмальцлер. Вы же всегда были здесь, сколько я себя помню!
– Годы пролетели незаметно, фрау фон Хагеманн. Я не помолодела.
– Ах, ну что вы! Вы выглядите ослепительно. Только немного устали от работы в лазарете, но с ним теперь покончено.
– Да, всему есть конец, – спокойно произнесла Шмальцлер. – Осенью я еду к своему племяннику в Померанию, туда, откуда я родом. Это там, где поместье фон Мейдорнов. Я скопила денег, так что смогу поддержать семью моего племянника. Знаете, меня очень тянет туда, в те края. Вы наверняка их помните, ведь раньше вместе с братом и сестрой вы проводили там, в усадьбе матери, все лето…
Лиза бросила на Мари беспомощный взгляд. В Померанию она хочет! Однако разве не здесь, на вилле, где она жила и работала более тридцати лет, был ее дом? Кроме того, несколько недель назад умер мамин брат, дядя Рудольф, и тетя Эльвира подумывала о продаже поместья.
– Конечно, помню, – кивнула она. – Там очень здорово, но все-таки вы должны хорошенько все обдумать, фройляйн Шмальцлер. Поместье скоро перестанет принадлежать фон Мейдорнам, а семья вашего племянника…
Она ощутила руку Мари на своей руке и замолчала. О чем же она говорила? Фройляйн Шмальцлер приняла решение, и Лиза достаточно хорошо знала домоправительницу, чтобы понять, что решение это она хорошо обдумала.
– Если позволите, сейчас я вернусь к своей работе, – произнесла Шмальцлер таким тоном, как будто вообще ничего не произошло.
– Ну конечно, фройляйн Шмальцлер…
Мари глубоко вздохнула. Надо было посоветоваться с семьей, поскольку сразу несколько слуг хотели покинуть виллу. Гумберт собирался поехать в Берлин и взять с собой Ханну. Августа со свои мужем планировали купить в их парке участок земли и открыть садоводческое хозяйство. А теперь еще и домоправительница…
– А может, это и не так уж сложно – найти новых служащих, – задумалась Лиза.
– Это-то не сложно, – тихо ответила Мари. – Вопрос только в том, сможем ли мы им платить. Ситуация на фабрике сейчас далеко не радужная. Нам придется как-то осторожно дать понять маме, что в будущем, вероятно, придется обходиться меньшим числом слуг.
Элизабет кивнула. Бедная мама, ей будет нелегко отказаться от привычного статуса. Во всяком случае ей и самой хотелось как можно скорее получить учительское образование, чтобы не сидеть на шее у семьи.
– Ну пока… – бросила Мари, торопливо сбегая по лестнице. Лиза смотрела ей вслед: золовка шла, лавируя между коробок и кроватей, затем задержалась на минуту и перекинулась парой слов с Тилли и наконец открыла створку красивой резной двери.
Там, за дверью, стояла дама. Вероятно, она позвонила в колокольчик, но из-за шума в холле ее никто не услышал. Лиза сразу узнала старомодную черную шляпу с плюмажем и костюм из темно-зеленого бархата. Зеленый зонтик с черной кружевной каймой тоже был ей знаком.
Риккарда фон Хагеманн, казалось, очень спешила. Она мимоходом поздоровалась с Мари Мельцер и в следующую секунду понеслась по холлу в сторону Элизабет.
Лиза сразу ощутила внутри какое-то неприятное чувство. Она не видела своих родственников больше года, точнее, с той злополучной ссоры с Клаусом в их бывшей квартире на Бисмаркштрассе. С тех пор она больше никогда не заходила в эту квартиру и не платила за нее. Не хотела ли Риккарда фон Хагеманн предъявить ей неоплаченный счет? Ее охватило страшное предчувствие. Не придется ли ей опять платить по долгам родственничков?
Риккарда фон Хагеманн остановилась в нескольких шагах от Элизабет и, опершись на закрытый зонтик, с нескрываемым презрением посмотрела на нее:
– Ну что ж, пришло время, – сказала Риккарда. – Ты решила нарушить брачный обет – и теперь должна обговорить с моим сыном все детали.
Элизабет уставилась на нее. В этой женщине было что-то, что делало ее похожей на вечную предвестницу несчастья. Стоит посмотреть только на ее лицо – сколько упреков написано на нем! «Нарушить свой брачный обет…» Подумать только, какие высокие нравственные устои.
– Я бы с удовольствием, – призналась она. – Но я даже не знаю, где он.
– Вчера утром он вернулся в Аугсбург и пока живет у нас.
– Прекрасно, – холодно проговорила Элизабет. – Тогда я сообщу об этом своему адвокату. Господин доктор Грюнлинг договорится с ним о встрече…
– Я думаю, будет лучше, если ты сама поговоришь с Клаусом!
Казалось, это было очень важно для нее, она закивала, и перо на шляпе заколыхалось. «Ага, – подумала Лиза. – Теперь она, вероятно, надеется, что ее распрекрасный сын своим шармом и красноречием сможет отговорить меня от развода».
– Не думаю, что в этом есть необходимость. Я встречусь с Клаусом только в суде. И это будет наша последняя встреча.
Глаза Риккарды сузились, она поджала губы. Что это было – гнев? Или что-то другое? Неужели Элизабет только что лишила ее последней надежды?
– Я бы хотела, Элизабет, чтобы ты встретилась с ним лично!
Что-то в этой фразе заставило ее насторожиться. Какой же все-таки упрямой была эта женщина. А может быть, Клаус сам послал ее? Этого Элизабет и представить себе не могла. В чем бы она ни упрекала своего мужа – но все-таки он был не из тех, кто послал бы свою мать решать за него его проблемы.
– Мне очень жаль, дорогая Риккарда, – сказала Элизабет с наигранной вежливостью. – Но я не исполню твое желание. А теперь я была бы очень рада, если бы меня больше не беспокоили…
Риккарда резко выдохнула. Она что, дрожала? В воздухе над шляпой по-прежнему колыхалось перо.
– Я… прошу тебя, Элизабет, – выдавила она. – Я очень тебя прошу. И ради тебя тоже. Возможно, когда-нибудь ты сильно пожалеешь о своем жестокосердии…
Это звучало ужасно пафосно, и Лиза была твердо убеждена, что это не что иное, как игра. И все-таки она заколебалась, ведь никогда раньше свекровь ни о чем ее не просила. А потом… что такого было в том, чтобы снова увидеться с Клаусом? Это все равно ничего не изменит, но, может быть, у нее получится договориться с ним мирно.
– Подожди минутку. Я схожу за жакетом и зонтом.
Однако зонт не потребовался, потому что Гумберт понял, что дамы собираются уйти, и спросил, не подвезти ли их. Лиза разрешила. Она прекрасно знала, что он ищет любой удобный случай, чтобы увильнуть от малоприятных работ в холле, и она хотела дать ему передышку.
– Не на Бисмаркштрассе. Свернешь налево. Там, внизу, еще раз налево…
«Ага, – подумала Элизабет. – Значит, с дорогой квартиры все-таки съехали. Ну да, без денег невестки, похоже, квартплату они уже не тянули, не говоря уже о скопившихся долгах».
Риккарда велела Гумберту остановиться вблизи Мильхберга, и Элизабет попросила его подождать ее в машине. Она не собиралась задерживаться.
Новое пристанище фон Хагеманнов находилось на третьем этаже узкого здания, приютившегося среди других многоквартирных домов. Это место жительства никак не соответствовало статусу знатной семьи, но, вероятно, вполне подходило их финансовым возможностям. В коридоре навстречу им выскочила серая полосатая кошка. Зашипев, она бросилась мимо них в переулок. В подъезде пахло щами и заплесневелыми дровами. Дверь в уборную на лестничной площадке между этажами была приоткрыта, когда они проходили мимо, петли ее заскрипели. Перед дверью квартиры на третьем этаже Элизабет пришлось сделать глубокий вдох: во-первых, из-за того, что она запыхалась, а во-вторых, из-за отвратительных запахов в доме. Риккарда фон Хагеманн достала из кармана жакета связку ключей и открыла дверь.
