Он вытолкал ее из каюты впереди себя, и, когда за ними закрылась дверь, капитан Адамс утробно хихикнул.
— В этом мальчике больше характера, чем я думал, — заметил он. — Но ему придется не сладко, продолжай он себя вести с Криспином Барбиканом подобным образом. — Он взглянул на Джонатана, побледневшего и молча смотрящего в стол, и дружелюбно прибавил: — Не надо огорчаться, мой мальчик. Порка не принесет твоему брату никакого вреда.
Маркиз слабо улыбнулся, но не ответил. Он не думал, что капитан станет бить Франсис, он знал, что только необходимость могла заставить его вообще поднять на нее руку, и сейчас в первый раз в жизни он не испытывал к ней ни малейшего сочувствия.
Франсис же, смотря на Криспина в своей каюте из противоположного угла, отнюдь не разделяла уверенности брата в собственной неприкосновенности. Лицо пирата было мрачнее тучи, а выражение его глаз пугало ее, хотя в тот момент ни за что на свете она не показала бы ему своего страха.
— Неужели вы никогда так и не научитесь осторожности? — наконец вымолвил он, и голос его хлестал как бич, хотя и был тихий. — А теперь послушайте меня, леди Франсис. Я терпел ваши капризы и настроения на прошлой неделе потому, что находил им достаточное оправдание, и потому, что, когда я взялся защищать вас, я полагал, что это не займет много времени. Теперь же мы вынуждены быть вместе многие недели, и я покажу вам, кто здесь главный. Если бы ваш брат повел себя в той каюте так же, как и вы, я бы выпорол его хлыстом.
— Нисколько не сомневаюсь, — презрительно отозвалась она. — Удивляюсь, почему вы только не сделали этого со мной, пират!
— До сих пор я еще никогда не порол женщину, Франсис, хотя, Бог тому свидетель, соблазн велик. Но будет достаточным, я полагаю, сделать для вас ясными последствия раскрытия вашей тайны, как это чуть не случилось сегодня. Это невольничий корабль, а люди, которые занимаются работорговлей, не лучше столь презираемых вами пиратов. Если вы выдадите себя, я вряд ли смогу защитить вас от последствий вашего безрассудства. — Он смолк, сардонически оглядывая ее. — Вы поняли меня или мне стоит выражаться более откровенно?
Франсис кивнула. Она побледнела, и все ее негодование улетучилось.
— Я поняла, — пробормотала она. — Я не знала… Я думала…
— Вы думали, что, заставив вас вырядиться в мужскую одежду, я хотел только унизить вас, — перебил он ее. — Вы ошибались.
Лорд Генри Крейл сидел перед бушующим в камине огнем в своей спальне и гневно смотрел на прыгающие языки пламени. Сегодня наконец-то завершилось его утомительное путешествие из Бристоля в Лондон, но холод и сырость затянувшейся зимы успели пробрать его до мозга костей; старые шрамы заныли, любое движение требовало усилий. И все же раздражавший его дискомфорт был скорее душевным, чем физическим, а морщины, исчертившие лоб, объяснялись не только болью. От мрачных мыслей его отвлекла распахнувшаяся дверь, и, раздраженно оглянувшись, он увидел, что вошедшим оказался его наследник и единственный ребенок, Гидеон, которого он не видел уже больше двух месяцев.
Природа одарила Гидеона Крейла лицом удивительной красоты и прокляла его уродством, которое были не в силах скрыть никакие новомодные украшения и наряды. Он был горбат, и оттого это бледное и совершенное лицо с обрамляющими его черными кудрями, увенчивающее уродливое тело, иногда казалось неописуемо злым. Гидеону исполнилось двадцать семь лет, но, глядя на него, невозможно было определить возраст, ему вполне можно было дать от двадцати до пятидесяти: все его манеры поведения отличались некоторой угловатостью, одновременно и притягательной, и отталкивающей. Только глаза Гидеона, большие, темные и яркие, свидетельствовали о беспокойном и амбициозном духе. Он медленно подошел и встал перед огнем.
— Наконец-то вы вернулись, — сказал сын. Голос его был низкий и удивительно выразительный; такой голос, услышанный раз, вечно будет звенеть в памяти. — Я уже начал терять надежду.
— Дороги превратились в сущее болото, — кисло отозвался отец. — Кроме того, я занимался нашими делами.
— И я, дорогой отец, и я, — с мягкостью проговорил Гидеон. — Мы преданы интересам наших молодых родственников, не правда ли?
Лорд Генри издал приглушенный звук и на мгновение, казалось, потерял дар речи. Гидеон пристально взглянул на него и задумчиво продолжал:
— Во время вашего отсутствия я постарался убедить короля в неуместности вверения этих детей под опеку графа Ларчвуда, который, в конце концов, относительно дальний родственник, тогда как мы, столь тесно связанные с ними кровными узами, с радостью приняли бы их у себя. Я заметил, что Ларчвуд в настоящее время полностью занят выходками собственного сына. Но я забываю — вы же ничего не слышали об этом! Должен вам сказать, что молодой Маунтхит — приятный юноша, но еще неоперившийся — до безумия влюблен в некую актрису и был настолько опрометчив, что предложил ей сочетаться браком. Вполне ненужная процедура: он мог наслаждаться ее благосклонностью, как, кстати, и многие другие, и без этого. Нет нужды говорить, однако девица, хотя и будучи удивлена, быстренько уразумела все преимущества подобного брака, и теперь Ларчвуд стоит перед перспективой принять в семью одну из наиболее пресловутых проституток Лондона. Ему можно только посочувствовать, и не стоит и думать о том, что в такой момент он с радостью примет на себя дополнительную ответственность в виде заботы о мальчике и девочке, что я и сказал королю. — Он вздохнул. — Милый Чарльз! Такой разумный человек! Он согласился, что справедливее будет, если дети попадут к их кровному протектору — то есть к вам.
— Мог и не утруждаться, — раздраженно возразил его светлость. — Детишки упорхнули невесть куда. Они…
— Я знаю! — Гидеон остановил его, подняв руку, на одном из неестественно длинных пальцев которой сверкало старинное кольцо с огромным опалом. — Благодаря вам, да. Проклятый, опрометчивый дурак!
Последние три слова были произнесены тем же нежным, задумчивым тоном, как и остальные, но на старика они возымели любопытный эффект. Вместо того чтобы обидеться на подобные эпитеты, сорвавшиеся с уст того, кто по всем правилам должен был бы питать к нему уважение, он побледнел и неловко заерзал в своем кресле, нервно облизав внезапно пересохшие губы.
— Я думал, что так оно будет лучше, — оправдывался он. — Но этот морской разбойник…
— Капитан Криспин Барбикан, Порт-Рояль, Ямайка, — задумчиво прервал его Гидеон. — Несколько лет был рабом, с тех пор пират. Последнее время один из главных лейтенантов Моргана. В Бристоле он искал судно, направляющееся в Вест-Индию. Продолжайте!
