Горящее бревно громко потрескивало. Откуда-то издалека донесся петушиный крик – звук унылый и какой-то неуместный в темноте.
Через какое-то время Кэтрин осознала, в каком невыгодном положении находится, сидя обнаженной, в то время как он одет, и вдруг поняла, что днем раньше чувствовала ее мать. Это вызвало у нее горькую улыбку, и она, ощущая все большую неуверенность, сидя под одеялом, поискала глазами платье.
– Ты ищешь это? – спросил он и, наклонившись, одной рукой поднял с пола синий муслин и белое белье и подал ей.
– Да, спасибо, – поблагодарила она, не сводя взгляда с одежды.
Когда он снова повернулся к огню, девушка положила платье рядом с собой. Она не питала иллюзий, что муслин окажется таким уж спасением, поэтому не испытала разочарования. Ворот и пояс ее комбинации были разорваны по швам.
Может, фортуна в конце концов повернется к ней лицом и ей все-таки удастся пережить это крушение ее безупречной репутации, если получится добраться домой. Слугам можно наплести какую-нибудь правдоподобную небылицу. Может, она скажет, что осталась ночевать у подруги. Столь ранним утром двери дома будут еще заперты, но Деде ее впустит. Чернокожей няне придется все рассказать; она и не рассчитывала что-либо скрыть от ее острого взгляда, даже под этой огромной шалью. В любом случае Деде была одной из немногих, кому можно было доверить самый страшный секрет: она пеклась о добром имени своих хозяек, Кэтрин и ее матери, даже больше, чем они сами.
Шаль. Что с ней стало? Она помнила, что последний раз сидела в ней в экипаже. Если она ее потеряла, то дело усложнится, но она и это преодолеет. Она должна. Она не останется в этой ловушке на растерзание Рафаэлю Наварро.
Принесенный коньяк помог Кэтрин немного снять напряжение. Она всю жизнь пила вино во время приема пищи, но никогда не пробовала крепких спиртных напитков, таких как, например, бренди. Обычно их подавали только мужчинам. Тем не менее она без малейших колебаний взяла предложенный Наварро бокал. Ощутив обжигающее тепло во рту, она силилась не закашляться, и от этого на ее глазах выступили слезы.
Коньяк, этот тонизирующий напиток, обладал таинственной силой. Осушив бокал, Кэтрин ощутила прилив бодрости и заметила, что ее озноб давно прошел. Мало того, она осмелела настолько, что решила продолжить прерванный разговор.
– Ты?.. – начала она.
Он не отводил взгляда от бокала.
– Что я?
– Ты винил себя за то, что чрезмерно потакал ей? – закончила она.
– Какая разница?
– Никакой, наверное, – наконец ответила она, хотя это было неправдой.
Ей импонировало то, что он не желал признавать свою слабость или прятаться за ней, но все-таки это имело значение. Ей хотелось точно знать, что произошло между ним и Лулу, потому что это не могло не влиять на ее чувства. Она считала, что очень важно выяснить степень его ответственности.
О чем он думал, стоя у камина, с горечью обиды, как изгнанный из рая дьявол? Вспоминал ли о Лулу, этой жалкой беспризорнице, или думал о ней, Кэтрин? Сожалел ли он о произошедшем, мучили ли его угрызения совести – словом, чувствовал ли он хоть что-нибудь? Она в этом сомневалась.
Если уж быть предельно честной, то ей следовало признать, что винить следует не только его. Хотя это ни в коей мере не умаляло неприязни и отвращения, которые она к нему испытывала.
– Как думаешь, можно вызвать для меня экипаж? – вдруг спросила она.
– Вы задумали покинуть меня, мадемуазель? – В его глазах блеснула насмешливая искорка. – Все меня бросают.
– Мне действительно жаль причинять вам боль, но я не могу более злоупотреблять вашим гостеприимством, – с таким же сарказмом ответила она.
– Уверен, что экипаж можно устроить.
Прямота казалась лучшей стратегией.
– Значит, вы договоритесь?
– Могу я узнать, куда вы направитесь? – спросил он все так же учтиво.
– Домой, конечно же. – В ее голосе прозвучало недовольство из-за того, что приходилось все объяснять. – Старушка няня впустит меня. Сомневаюсь, что мама станет расспрашивать, где я была.
– Не совсем нормально для родительницы, разве нет?
Она не собиралась посвящать его в историю с отвратительным происшествием, которое привело к событиям прошлой ночи. Если из-за этого Ивонна Мэйфилд станет меньше беспокоиться о благополучии дочери, это его не касается. Она, по крайней мере, была более искренна.
– Ну же, petite, – упрашивал он. – Не заставляй меня снова прибегать к ухищрениям, чтобы узнать то, что я хочу.
Кэтрин пристально посмотрела на него. Он мог быть вполне обаятельным, когда хотел этого. Она не сомневалась, что эта его едва уловимая улыбка производила впечатление на некоторых женщин.
– Мы поссорились, – наконец сказала она без лишних объяснений.
– Начинаю понимать.
Неужели? Она в этом весьма сомневалась, но больше не скажет ни слова и не позволит ему выведать у нее еще больше информации.
– Должно быть, ссора была серьезной, раз ты ушла из дома и решилась на такую шальную выходку. Или это твое обычное поведение?
В ее взгляде читалась неприкрытая неприязнь.
– Вероятно, это станет моим обычным поведением, если я в скором времени не попаду домой, – ответила она.
– Кажется, ты уверена, что твою репутацию еще можно восстановить.
Его мягкий тон настораживал.
– Да. А почему нет?
– Прости, но я не очень-то доверяю этому жулику Маркусу Фицджеральду.
– Я тоже, – невольно согласилась Кэтрин. – Но вы с ним единственные, кому все известно.
– А кучер? – тихо предположил он.
Кэтрин почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Конечно, кучер, свободный чернокожий американец, зарабатывающий на жизнь с помощью своего экипажа. Он отвозил ее с Маркусом на благотворительный прием, затем к ней домой, а оттуда прямо на маскарад в театр Святого Филиппа. Он знал, что она белая, и вряд ли сдержался, чтобы не выведать ее имя. Особенно став свидетелем ее похищения! Столь громкий скандал не останется незамеченным – и это наказание за то, что она восприняла присутствие слуги как нечто само собой разумеющееся.
Но, возможно, все было не так уж безнадежно. Если поскорее отыскать этого человека, его молчание можно купить.
– Вижу, ты о нем забыла, – продолжал Наварро. – И, если рассчитываешь предложить ему вознаграждение, чтобы держал язык за зубами, боюсь, ты сильно опоздала. Пока он вместе с другими кучерами ожидал у ворот танцевального зала, у него была уйма времени, чтобы десятки раз раскрыть самую дискредитирующую порцию твоего секрета. Наверняка эта новость уже облетела разные категории слуг по всему городу. Держу пари, двух дюжин дам будут потчевать этим лакомым кусочком вместе с их café au lait[32].
Кэтрин слишком часто была свидетельницей точности и стремительности распространения слухов, переносимых слугами, чтобы сомневаться в его прогнозе. Она мрачно смирилась со своим крахом, а затем подняла голову.
– Значит, я не должна позволить маме узнать об этом от других. Будь любезен… – Она указала на свою одежду, намекая, чтобы он вышел из комнаты.
С таким же успехом она могла бы бросить слова на ветер, поскольку он не обратил на них внимания. Лишь очередной стук в дверь вывел его из глубокой задумчивости.
– Entre[33].
– Ваша ванна, Maître.
Наклонившись, в комнату вошел слуга, неся на спине медную сидячую ванну, и поставил ее у камина. Затем он притащил бидоны с горячей водой и три из них вылил в ванну, наполовину ее заполнив. Не закрывая дверь, он вышел и вскоре вернулся с перекинутыми через руку льняными полотенцами и куском мыла, от которого повеяло ароматом ветивера, когда он снял с него маслянистую бумажную обертку.
– Ширма, – рассеянно произнес Наварро, словно его мысли были далеки от того, что он говорил.
Кэтрин посмотрела на поднимающийся от ванны пар, затем опустила взгляд на свои руки с коричнево-красными пятнами под ногтями и в складках ладоней. Ванна. Нет, ей нельзя даже думать об этом. У нее должна быть одна мысль: как покинуть этот дом. Сейчас же. Без промедления. Не все так безнадежно, как говорит Наварро. Наверняка что-то еще можно сделать.
Установив в обычном месте ширму из бамбука с раскрашенными секциями, изображающими деревенские пейзажи в стиле Фрагонара, слуга удалился. Чаще всего ширму использовали с целью защиты купальщика от сквозняков, но Наварро шагнул вперед и поставил ее между ванной и кроватью.
Отойдя к двери, он поклонился.
– Не хочу тебя смущать, – с пониманием произнес он. – Только не лежи здесь просто так. Возможно, тебе нравится прохладная ванна, но мне – нет. – Он распахнул дверь. – Если остальной дом так же неуютен, как эта спальня, сомневаюсь, что мне будет чем заняться. Пользуйся такой возможностью, это ненадолго.
