Дункан быстро взглянул на горничную, которая застыла в испуге, и постарался улыбнуться.
— У Эйслин отлично получается подоткнуть тебе одеяло на ночь, разве не так?
Джо молча смотрел на него.
— И я тебя очень люблю, — сказал сыну Дункан. — Вот почему я прихожу поцеловать тебя перед сном. — Он так и поступил, поцеловав Джо в лоб. — Хочешь еще одну сказку? Я могу рассказать тебе про рыцаря и дракона.
— Я устал. — Мальчик сонно заморгал и зевнул. А потом повернулся на бок и закрыл глаза.
Хвала Господу.
В коридоре ждала Эйслин.
— Это я виновата, — сказала она с мягким ирландским акцентом. — Я читала ему стишок Матушки Гусыни про старушку, что жила в старом башмаке.
Она покраснела.
— Нет. Вы прекрасно справляетесь. — Дункан не кривил душой, но очарование вечера безвозвратно ушло. — Когда-нибудь он бы все равно спросил.
С годами Джо будет старше и умнее, и когда-нибудь он узнает правду — что его мать умерла, производя его на свет. И что родился он не в законном браке — факт, который большинство людей будет ставить ему в вину.
Сын еще слишком мал, чтобы страдать, размышлял Дункан, медленно спускаясь вниз по лестнице. Как печально, что Джо вообще должен страдать. Как хотелось бы ему отвести беду прочь от Джо!
«Но у него есть я», — напомнил он себе и остановился, вцепившись пальцами в перила. Он всегда вспоминал тот миг на корабельном трапе, когда принял бесповоротное решение.
Он сделал это ради Джо.
Потому что Финну сын был не нужен.
Однако доброму фермеру-арендатору с женой — из тех, что отправлялись в Австралию из поместья Дункана в Кенте — Джо приглянулся. Если бы Дункан отдал его в руки старой няньки, которую нанял, чтобы отвезла Джо к ним через океан, у мальчика были бы достойные мать и отец, и никто бы не шипел ему вслед о более чем сомнительном происхождении.
Глядя на богатое убранство дома — гобелен на стене, толстый ковер под ногами, мраморные перила лестницы, он снова напомнил себе, что графам не пристало размышлять о всяких «если». Графы должны совершать поступки. И не отступать от принятых решений.
Хорошо, что у мальчика есть богатый и титулованный отец, который его любит и никогда, никогда не допустит, чтобы они жили не вместе — где бы ни устроил он свой дом.
И с этой утешительной мыслью граф Чедвик решительно направился вниз, чтобы увидеть, как в его гостиной у камина восседает одетый по последней моде мужчина. Эту самоуверенную манеру держаться он узнал тотчас же.
«Нет, только не это!» — было его первой мыслью, идущей от инстинкта, и он вспомнил, что Джо спит наверху. Дункан встал в дверях, чтобы не дать ему пройти.
— Какого черта ты тут делаешь?
Брат Финн обернул к нему лицо, янтарного цвета глаза весело блеснули.
— Я дома, Дункан. И назад не вернусь. — Он усмехнулся. — Боже, как я рад тебя видеть.
Глава 5
В ту ночь Марше снился долгий, подробный до мелочей сон. Она стояла в дверях школы, смотря на мрачный экипаж, который готовился увезти ее прочь. Кто-то толкнул ее в спину, и она не оглядываясь подошла к наемному экипажу, рывком распахнула дверцу и забралась внутрь. Опустилась без сил прямо на пол, придавив собой саквояж.
— Поезжайте! — крикнула она кучеру, давясь рыданиями. — Поезжайте, прошу вас!
— Но куда, мисс? — крикнул возница в ответ.
Целую минуту она не знала, что ответить. Потом поняла, что выбора-то у нее нет.
— В Лондон, — тихо сказала она. — На Гросвенор-сквер.
Сон продолжался, и карета тронулась. Марша не пожелала оглянуться. И не захотела думать о том, что мир снова разверзся у нее под ногами.
Она вернется к людям, в места, которых избегала, насколько возможно, с тех пор как потеряла целомудрие — и гордость — ради Финниана Латтимора.
Она вернется домой.
Домой, в Брэди-Хаус.
На следующее утро, открыв глаза, она поняла, что уже здесь. Это был удар.
Мать отослала горничную, которая сопровождала ее в поездке, назад в Суррей в карете, которая привезла их в Лондон. И распорядилась положить на стул возле постели Марши одно из платьев Дженис. Новая горничная — с милым личиком, по имени Кэрри — помогла ей подготовиться к предстоящему дню.
На туалетном столике стояла ваза с пионами да лежал томик сонетов Шекспира — должно быть, мама решила, что поэзия ее утешит.
Но все это лишь напомнило Марше о травах и длинных тонких цветочных стеблях в разномастных вазах, которые украшали каждое свободное место в ее кабинете в Оук-Холле. А еще о рисунках и стихотворениях — от самых простых, работы младших учениц, до более искусных, от девочек постарше. Ими были увешаны все стены.
Ах, Боже, что за ужасный день выдался вчера! Но, когда Кэрри укладывала ее волосы, Марша вдруг поняла, что совсем не печалится. Ее настроение можно было сравнить с гобеленом в ярко-красных тонах, который украшал стену холла сразу за дверьми ее спальни.
Чувства буквально кипели в ней.
Как там ее девочки? И учителя? Разумеется, преподавательский состав под руководством Деборы сумеет удержать на плаву огромный корабль, какая бы ни случилась буря. Но она и представить себе не могла, что этой бурей станет ее увольнение.
Что, если она им понадобится? На сегодня назначено собрание. Должны прибыть родители девочек, которые, вероятно, поступят к ним учиться. Что, если кто-нибудь из младших девочек разрыдается на середине концертной программы из-за того, что с ними нет Марши?
Всю прошлую неделю она по полчаса каждый день ходила с младшенькими по сцене, чтобы не забыли, как правильно делать реверанс.
Кто знает, что творится в Оук-Холле в эту самую минуту?
В эту самую минуту одно Марша знала наверняка. Когда-то она уже пережила самую страшную бурю в своей жизни и знала: с той, что бушевала в ней сегодня, следует справиться по-другому. Она не станет вести себя подобно жертве. Не станет тратить время на то, чтобы сидеть и жалеть себя. Она будет сражаться, чтобы вновь занять свой пост, но на пути к цели ей следует быть осторожной.
— Все ли хорошо, миледи? — спросила Кэрри негромко.
— Сегодня мне гораздо лучше, спасибо. — Марша сумела слабо улыбнуться. Розовощекая девушка, которая хлопотала над ее прической, казалось, искренне ей сочувствует. — Пока я здесь, Кэрри, мы, надеюсь, подружимся.
Горничная застенчиво улыбнулась в ответ.
— Благодарю, миледи. — Затем ее брови поползли вверх. — Погодите-ка… пока вы здесь? Но разве вы вернулись не насовсем? То есть пока не выйдете замуж?
Марша пристально взглянула в глаза ее отражению в зеркале.
— Не знаю, — призналась она. — Могу я надеяться, что вам можно доверять? — спросила она после недолгой паузы.
Девушка энергично закивала:
— Клянусь, я никому не скажу.
— Отлично. Возможно, мне понадобится союзник здесь, в доме. Правда состоит в том, что я хочу вернуться в Оук-Холл.
Как только она произнесла это, ей тотчас же стало легче.
— Вы хотите вернуться?
— Да. — Марша поняла, почему не испытывает эйфории — или злорадства — после встречи с лордом Чедвиком. Это случилось потому, что ее план показать Дункану Латтимору и всему миру, что она счастлива и в одиночестве, имел совершенно неожиданное — и чудесное — последствие. Она стала личностью.
А теперь нужно вернуть это ощущение.
Кэрри начала закалывать волосы булавками. Марша с удовольствием наблюдала в зеркале сосредоточенное выражение лица горничной. Как легко и проворно двигались ее пальцы!
— Каждый день я становилась свидетелем того, что вокруг меня происходили чудеса, — задумчиво сказала Марша. — С девочками. С учительницами. С теми, кто готовил еду, убирал комнаты, ухаживал за садом, работал в конюшнях. — Она улыбнулась. — Это восхитительный мир, Кэрри. Мы все там — одна огромная семья. А когда что-то идет не так, как надо, я начинаю искать решение.
— Подозреваю, что вам это отлично удается, — с улыбкой ответила горничная.
