ведь в тот миг он думал, что они с Авророй расстаются навсегда.
— Будьте осторожны, Леон, — повторила она.
Леон отъехал от замка на значительное расстояние и только тогда обернулся, но стройный чёрный силуэт всё ещё виднелся вдали. Пожав плечами, он пришпорил кобылу, и вскоре замок с его хозяйкой уже скрылись из виду.
Путь Леона лежал в лес — не в ту рощицу, из которой он, по смутным воспоминаниям, приехал накануне, а в гораздо более густой и тёмный лес, находившийся далее, во владениях упомянутого Авророй де Мармонтеля. Он направился туда не из желания поступить назло предупреждавшей его Авроре и не из стремления побыстрее найти себе неприятности — просто было любопытно, так ли страшен лес и обитающие в нём разбойники, как гласит молва.
Размокшая земля чавкала под копытами лошади, осеннее солнце пригревало, листва на деревьях была того же чудесного цвета, что и в рощице — в основном зелёная, но в ней то и дело попадались всплески жёлтого, золотого, рыжего и багряного. Стволы некоторых деревьев были причудливо перекручены, в других виднелись огромные дупла, через третьи, поваленные бурей, кобыле приходилось аккуратно переступать, а то и вовсе обходить. С дерева на дерево шмыгали проворные белки, в вышине перекликались птицы, время от времени звучала звонкая барабанная дробь дятла. Один раз едва ли не из-под копыт лошади метнулся заяц, чья серая шкурка почти сливалась с побуревшей травой и уже опавшими коричневыми листьями. Леону пришлось остановиться и погладить нервно взбрыкнувшую лошадь, успокаивая её тихими словами.
Никаких следов разбойников замечено не было, и Леон уже свернул на еле различимую тропку, собираясь выехать из леса, как вдруг неподалёку послышался шум, захрустели ветви, кто-то выругался, а затем раздался звук, который бывший капитан королевских гвардейцев никогда и ни с чем бы не перепутал.
Это был сухой треск пистолетного выстрела.
Не раздумывая, Леон в очередной раз успокоил вороную поглаживанием по шее и направил её в ту сторону, откуда донёсся выстрел, а теперь слышались ругательства. Немного не доезжая, он спешился, привязал лошадь к дереву скользящим узлом, который в случае чего можно было быстро развязать, и зашагал на звук, крепко сжимая в руке эфес шпаги.
Идти пришлось недолго. Вскоре перед Леоном открылась небольшая поляна, посреди которой стояло несколько человек. Четверо из них, одетых в разномастную, но одинаково потрёпанную одежду, с лицами, замотанными до самых глаз чёрными платками, окружили пятого, чьи светло-коричневые камзол и штаны, такого же цвета плащ и длинные, до локтей, чёрные перчатки были явно хорошего качества и стоили недёшево. Несмотря на превосходство противника, окружённый не собирался сдаваться. В левой руке он сжимал шпагу, правую держал перед собой, готовясь обороняться.
— Нападайте, если вам не дорога жизнь! — проревел он, описывая быстрое движение остриём шпаги, и крайний из четверых, подскочивший было к нему, поспешно отступил.
Леону всё стало ясно без лишних слов. Очевидно, разбойники собирались ограбить одинокого путника, но не ожидали, что он окажет столь яростное сопротивление. На земле валялся пистолет — видимо, кто-то из нападавших успел выстрелить, но промахнулся, а путник сумел выбить у него оружие. Леон удивился, как это разбойникам вообще хватило храбрости напасть на этого мужчину, пусть даже и вчетвером. Он был высок ростом, широк в плечах и производил впечатление силача. Тем не менее ему требовалась помощь, и Леон поспешил к нему.
Он вылетел из кустов, на ходу выхватывая шпагу, и без лишних предисловий поразил в бок одного из нападавших. Конечно, нападать сбоку было не очень-то честно, но вряд ли эти головорезы имели хоть какое-то представление о честности, а одним из первых уроков, которые Леон усвоил в рядах гвардейцев, было: «Никогда не сражайся честно с бесчестным противником, ибо в девяти случаях из десяти ты проиграешь».
Раненый разбойник с воплем рухнул наземь, остальные дружно обернулись, а силач не очень-то и удивился. Разразившись гулким смехом, он воскликнул:
— Похоже, Господь сегодня на моей стороне! Он послал мне подмогу!
Впрочем, разбойники тоже не растерялись. Двое из них бросились к силачу, третий накинулся на Леона. Последовавшая за этим схватка была короткой и яростной. Все нападавшие были вооружены шпагами и неплохо ими владели, но им было далеко до капитана королевской гвардии, пусть и бывшего, поэтому уже через недолгое время противник Леона осел на землю, держась за проколотое бедро и кривясь от боли. Леон отступил и поспешно огляделся, отряхивая свой плащ: разбойник не сумел достать его самого, но плащ в нескольких местах рассёк.
Силачу помощь не требовалась: пусть шпагой он владел хуже Леона, но весьма ловко отбивал удары свободной рукой. Один из нападавших, изловчившись, сумел-таки вонзить в правую руку противника шпагу, но та вместо того, чтобы проткнуть плоть, отскочила с металлическим звоном. Разбойник растерялся, и силачу хватило этого мгновения, чтобы от души приложить его кулаком по голове. Тот упал и больше не шевелился, силач же победно вскинул руку, и Леон заметил, что через разрез в чёрной перчатке, сделанный шпагой, поблёскивает металл.
На оставшегося разбойника это произвело странное впечатление — он пошатнулся, отступил на шаг, по-прежнему держа перед собой шпагу, и воскликнул голосом, в котором Леону послышался не только страх, но и восхищение:
— Бертран Железная Рука!
— Да, это я собственной персоной и будь я проклят, если не выгоню всю вашу шайку отсюда к чёртовой матери! — взревел силач.
Разбойник повернулся и припустил прочь с такой силой, словно за ним гнались гончие ада, хотя на самом деле его никто не преследовал. Леон быстро оглянулся — оба раненые им разбойника, шатаясь и цепляясь то друг за друга, то за стволы деревьев, спешили вглубь леса. Догонять их никто не собирался — в лесу можно было наткнуться на гораздо большее число разбойников, поэтому Леон, переводя дыхание, повернулся к человеку, которому он помог, и наконец-то смог внимательно его рассмотреть.
Это был крупный мужчина с рыжевато-русыми волосами, такого же цвета усами и короткой бородой, его серые глаза смотрели добродушно из-под густых бровей, улыбка была широкая и дружелюбная. Он стащил перчатку с правой руки, и Леон увидел, что от кисти до кончиков пальцев она представляет собой протез — искусно сделанный, блестящий, серовато-белый, в нескольких местах перехваченный кожаными ремешками. Сейчас пальцы искусственной руки были сжаты в кулак, но её обладатель щёлкнул какими-то рычажками, и они выпрямились.
— Что ж, сударь, полагаю, мне следует от всей души поблагодарить вас за столь своевременное появление! — громогласно заявил он, протягивая руку для рукопожатия. Леон сжал её
