— Ты описываешь его, как фрукт, который вот-вот испортится, — сказала Кейт со смехом.
— Нет, только с несколькими вмятинами.
— Жаль, что их нельзя вырезать, как подпорченные места на яблоке.
— Жаль, что яблоки нельзя починить, — сказала Эви, беря бутерброд. — Тогда нам не пришлось бы их обрезать.
Нужно ли чинить мистера Хантера? Кейт снова посмотрела на него, размышляя над этим, а затем, так как она опять слишком долго смотрела на мистера Хантера, отвернулась и переключила свое внимание на другое.
— Где Мирабель? — спросила она у Эви.
— Твоей попытке сменить тему не хватает непринужденности, — заявила Эви и пожала плечами. — Она в библиотеке, беседует с Уитом.
Кейт посмотрела в направлении библиотеки:
— Беседует или спорит?
— Ну, я не слышала звона разбитых стаканов, когда проходила мимо, так что предполагаю первое.
Кейт улыбнулась. Ее брат и невестка были страстными спорщиками, и эта страсть по своей силе уступала только страсти, которую они испытывали друг к другу.
— Они безумно влюблены, — вздохнула она.
Казалось, почти все ее друзья и родственники были безумно влюблены. Алекс, герцог Рокфорт, был счастливо женат на ее подруге Софи. Мирабель была идеальной парой ее брату Уиту, да и Эви явно была счастлива в своем союзе с Джеймсом Мак-Алистером. Даже миссис Саммерс, подруга ее матери и бывшая гувернантка Софи, как оказалось, испытывала нежные чувства к мистеру Уильяму Флетчеру.
Ее беспокоило то, что она была единственной, кто еще не нашел свою любовь, и ее беспокоило то, что ее это беспокоит. Из-за этого она чувствовала себя маленькой и эгоистичной, потому что не могла просто радоваться счастью тех, кого любила. И было неблагодарностью с ее стороны не довольствоваться благами, которые она уже имела, а у нее были и любящая семья, и материальное благополучие, и страсть к музыке, и талант сочинительства, и заманчивая цель однажды стать известной. Этого должно быть достаточно. И этого достаточно, сказала она себе твердо.
Но что было дурного в том, чтобы время от времени мечтать о чем-то большем?
Домашние приемы лорда Брентворта не считались модными событиями. Хозяин даже не догадывался, что они не просто слыли скучными, а были известны как таковые. Особенно для присутствующих на них леди. Вдовец в течение многих лет, лорд Брентворт, видимо, не имел ни малейшего представления, как развлекать такое множество женщин, и, очевидно, когда-то сделал вывод, что лучше всего предоставить их самим себе, пока джентльмены будут заниматься… чем- то другим. Большинство молодых леди, которые гостили у него раньше, признавались, что их никогда не интересовало, что может означать это «что-то другое». Потому что, принимая во внимание, каких джентльменов ужасно скучный лорд Брентворт считал хорошей компанией, можно было предположить, что, чем бы эти джентльмены ни занимались, это было скучное занятие.
Кейт не была с этим согласна. По ее мнению, приемы лорда Брентворта не были скучными. Они были просто… спокойными! Ей нравилось сонное ощущение, возникающее на таком мероприятии, и возможность менять обстановку и компанию без того давления, которое часто приходилось ощущать на очень модных приемах. Она могла сидеть в своей комнате и сочинять музыку, или читать книгу на веранде, или проводить послеобеденное время с Диззи, при этом не подвергаясь критике за то, что игнорирует общество. Кроме того, Поллтон-Хаус мог похвастаться большой, хорошо подобранной библиотекой, прекрасным фортепиано и известным французским поваром.
Но, по мнению Кейт, самой прекрасной особенностью поместья лорда Брентворта была его близость к Ла-Маншу.
Она обожала ходить к морю — обожала его запах, его шум, ощущение безмятежности, которое оно вызывало, даже несмотря на то что его величина и сила заставляли ее чувствовать себя маленькой и незначительной. Однако больше всего ее привлекало то, что она обнаружила еще в детстве, когда впервые пришла к морю: только море могло полностью заглушить музыку в ее голове.
Кейт не была против нот и мелодий, которые так часто притягивали ее внимание. Она предполагала, что они мало чем отличались от мелодий, которые напевали остальные, кроме того что они были отчетливыми, навязчивыми и ее собственными. Это были ее мелодии, ее ноты, и это вызывало у нее гордость и доставляло удовольствие. Иногда, но только иногда, ей хотелось, чтобы существовало средство, с помощью которого она могла бы заглушать музыку в своей голове по собственному желанию.
В какой-то мере море наделяло ее такой способностью. Когда бы она ни гуляла по берегу, любая музыка смолкала. Она предполагала, что причиной тому была его собственная музыка — крещендо, когда волна накатывалась на берег, форте, когда она обрушивалась на него, и тихое диминуэндо, когда она отступала. Мощь и ритм этой музыки были такими же отчетливыми, как у хорошей симфонии. И все же никто не мог даже мечтать ее записать.
Кейт очень надеялась, что найдет здесь немного тишины — это как раз то, что ей было необходимо, чтобы закончить свою собственную симфонию. Она впервые сочиняла такое большое произведение и гордилась тем, что почти закончила его. И досадовала из-за того, что почти закончила его еще несколько месяцев назад. Что бы она ни делала, как бы ни старалась, небольшой отрывок в третьей части ей никак не давался.
Она рассчитывала, что само море и покой и самообладание, которые оно давало, помогут ей.
Конечно, ей придется вернуться в Поллтон-Хаус, где шум волн будет слишком приглушенным, чтобы воздействовать на нее, но сейчас она просто стояла на песчаном берегу и слушала, довольная тем, что участвует в этом сонном домашнем приеме и, в равной степени, тем, что слышит только море.
Пока глубокий, знакомый голос не произнес:
— Добрый день, леди Кейт.
Ее сердце подпрыгнуло и прочно застряло в горле, когда она обернулась и обнаружила мистера Хантера, стоящего на расстоянии не более шести футов от нее. По его расслабленной позе и взъерошенным темным волосам она поняла, что он стоит там уже некоторое время… наблюдая за ней.
— Как долго вы там стоите? — спросила она.
— Я тоже рад вас видеть, — ответил он, заложив руки за спину. — И моя поездка была довольно приятной, спасибо, что спросили.
— Я… — Она не удержалась и поморщилась. — Простите, это было грубо с моей стороны. Просто… Вы удивили меня. Я не знала, что вы там… вернее, я бы сказала, здесь. То есть я не знала, что вы приняли приглашение лорда Брентворта. Мы с мамой приехали только вчера днем и… — тараторила она — раздражающая привычка, которая была вызвана волнением. — Вы удивили меня, — нескладно закончила она.
