— Минуточку, — прервала его графиня. — Я еще не закончила.
Лукас остановился, не без труда подавив желание уйти, хлопнув дверью.
— Я должна, видимо, предупредить тебя о том, что примерно через неделю намерена устроить здесь небольшой званый ужин. Раз уж ты стал таким скрягой, то мне, наверное, нужно попросить у тебя разрешения.
Мысленно поблагодарив Трентона Донтли за своевременный визит, Лукас небрежно пожал плечами:
— Как тебе будет угодно.
— Но, Лукас, я не научила ее танцевать…
— Найми учителя танцев, — безразличным тоном посоветовал он.
— Я об этом подумала. Однако приличный учитель заломит за уроки невероятно высокую цену.
Лукас снова пожал плечами:
— Найди кого-нибудь из местных.
— В том-то и проблема. Среди наших соседей вряд ли найдешь человека, который способен отличить кадриль от полонеза.
— Я думаю, ты как-нибудь разберешься. — Лукас снова ринулся к двери.
— А я думаю, что научить ее должен ты, и никто другой.
— Глупее этого ты не могла ничего предложить! И вообще я много лет не танцевал, — пробовал сопротивляться Лукас.
— Но ты не можешь отрицать, что когда-то считался лучшим танцором в Англии. Неужели я требую от тебя слишком многого?
— Нет, конечно. — По правде говоря, он мог бы настоять на том, чтобы Далси наняла учителя, но… — Ладно. Если ты считаешь, что это абсолютно необходимо…
— Абсолютно. Я даже попрошу тебя начать сегодня же вечером.
Вызвав Смитерса, Лукас вздохнул и, как только тот появился на пороге, произнес:
— Сообщите мисс Гримальди, что ее урок танцев начнется через три четверти часа в малой гостиной.
Подкрепившись в благословенном одиночестве несколькими порциями бренди и гаванской сигарой, Лукас присоединился к графине, которая пробовала пробежаться пальчиками по клавишам старинного спинета, стоявшего в углу комнаты.
— Добрый вечер, мама. А где же наша нежная Терпсихора?
Далси бросила на сына испепеляющий взгляд и поморщилась, прислушиваясь к звучанию инструмента.
Однако ее нахмуренный лоб моментально разгладился, как только в дверях появилась Татьяна.
— Входи, дитя мое! Ты великолепно выглядишь!
Увидев девушку, нерешительно остановившуюся на пороге, Лукас был вынужден признать, что его мать не преувеличивает: платье Татьяны из тончайшей зеленой ткани колыхалось при каждом движении, как поверхность моря под порывами ветра, ее перчатки из кремового кружева напоминали морскую пену, а их длина подчеркивала изящную округлость предплечий. Вишни, украшавшие лиф, исчезли, зато на ней появились аметистовые серьги и колье графини. Отраженный от него отблеск свечей отбрасывал блики на блестящие волосы девушки.
— Восхитительно! — не выдержав, произнес Лукас и с радостью заметил, что она смутилась.
— Миледи, — тихо произнесла Татьяна, — у меня разболелась голова. Можно мне пропустить урок нынче вечером?
Леди Стратмир решительно покачала головой:
— Мы так не договаривались, моя милая! Лорд Стратмир, человек очень занятой, специально выкроил время для этой цели.
— Но…
— Никаких «но»! Ты должна знать, что танцы очень полезны для здоровья.
— Ну-с, с чего начнем? — Стараясь не показать своей неуверенности, Лукас поставил на стол бокал, подошел к Татьяне и взял ее обтянутую перчаткой руку в свою, а другую руку положил на талию. Она словно оцепенела от его прикосновения: спина напряглась, жилка на виске бешено билась. Глядя на нее сверху вниз, Лукас заметил в глубине ее изумительных зеленых глаз то, чего раньше не замечал, — такую сильную ненависть к нему, что она казалась почти осязаемой. Он резко опустил руки и отступил от нее на шаг.
Мать взглянула на него:
— Ты сбился с такта? Во всем виноват этот невыносимый инструмент.
Однако спинет был ни при чем. Татьяна, высвободившись из его рук, вновь придала своему личику безразличное выражение и опустила глаза. Лишь высоко вздымающаяся и опускающаяся красивая грудь свидетельствовала о вспышке ненависти, которую он только что наблюдал.
Лукас замер. Как и любой человек, он иногда кому-то не нравился. Случалось даже, что его ненавидели, особенно светские денди, которые в свое время завидовали его титулу и состоянию. Он несколько раз дрался на дуэли, причем два раза — с оскорбленными мужьями. Но даже на их лицах он никогда не видел такой враждебности. Чем же, интересно, вызвана столь сильная ненависть у этой необычной девушки? Он хотел было закончить урок, но любопытство взяло верх. Интересно, какой фокус она может выкинуть, если он снова ее обнимет?
— Прошу прощения, мама, — сказал Лукас невозмутимым тоном, — мне пришлось поправить фалды. Начни, пожалуйста, еще разок. Раз, два, три. Раз, два, три…
Татьяна наконец взглянула ему в глаза. Хватит ли у нее силы воли, чтобы подавить такую ненависть? Очевидно, хватило. Изумрудные глаза все еще горели, но она позволила ему обнять себя. Лукас, не удержавшись, пробормотал себе под нос:
— Видимо, перспектива заполучить великого князя является для тебя мощным стимулом.
Несмотря на то что его слова заглушала музыка, Татьяна их услышала.
— Ошибаетесь, милорд, — ответила она с сильным русским акцентом, — это перспектива освободиться от вас заставляет меня так напряженно трудиться.
— В таком случае мне следует тоже удвоить свои усилия. — Он повернул ее так неожиданно, что она тихо охнула.
Но даже пребывая в замешательстве, Татьяна ни разу не сбилась с такта, хотя он кружил ее в бешеном темпе. Леди Стратмир, поглядывая через плечо, услужливо ускорила темп, чтобы соответствовать этой демонстрации виртуозного исполнения. Такой партнерши у Лукаса никогда в жизни не было — она ни разу не запнулась, не сбилась с такта.
Графиня, наблюдая за ними, встревоженно воскликнула:
— Лукас, осторожнее — вы заденете что-нибудь или налетите на кресло!
Но Лукас, возбужденный непостижимой грацией этого удивительного создания и недавней демонстрацией ненависти, лишь еще крепче сжал Татьяну в объятиях, как будто хотел своими руками сломать ее поразительное самообладание. Он почувствовал невыносимый жар в том месте, где уже не ожидая снова ощутить ничего подобного; каким-то непостижимым образом эта миниатюрная оцепеневшая фигурка, ухватившаяся руками за его фрак, пробудила в нем желания времен его бесшабашной юности. Однако ни одна светская женщина не относилась к нему с таким презрением. «Подчинись!» Он кружил ее по комнате, и его сердце колотилось рядом с ее сердцем. «Подчинись мне, черт возьми!»
Музыка резко оборвалась.
— Лукас, ты не даешь ей дышать!
