— Нет, ограбить тебя я не рассчитывал, ты стал слишком важным человеком в Кафе. К тому же мне известен твой злой нрав. А вот твоя женушка не очень строга и прониклась ко мне такой симпатией, что готова вознаградить меня за мои страдания...
— Что?! Что ты сделал с Мариной?.. — вскричал Донато и одной рукой вывернул запястье Нероне, заставив его выронить стилет, а другой схватил противника за горло.
— Да ничего я с ней не сделал! — Нероне ловким движением высвободился из рук Донато. — Все между нами было добровольно! Ты слишком часто уезжаешь из поместья, бросаешь свою женушку одну, она скучает, а я мужчина сильный и бывалый, вот и сумел доставить ей удовольствие!
— Что ты врешь, скотина?! — Донато схватился за кинжал. — Еще одно плохое слово о Марине — и я тебя прирежу!
— Ага, я вижу, что попал в самое больное место! — злорадно рассмеялся Нероне и вытащил из-за пазухи цепочку с жемчужиной. — Узнаешь? Это она мне подарила в ночь любви! И обещала еще подарки!
— Ты украл это украшение и теперь похваляешься?
— Как бы я мог украсть то, что она всегда носила на своем теле?
— Кто-то из слуг предал Марину!
— Вовсе нет! Клянусь, я получил это из ее собственных ручек!
— Все ложь от начала до конца! Думаешь, я забыл, что ты содомит, любишь распутных юнцов, а не женщин?
— О, время порой сильно меняет людей. Когда я был узником, меня полюбила дочь начальника тюрьмы и так нежно обо мне заботилась, что я тоже проникся к ней чувствами. С тех пор меня интересуют не только красивые юноши, но и красивые женщины. Такие, как твоя Марина. — Нероне отступил на шаг и, глядя прищуренными глазами в искаженное гневом лицо Донато, быстро проговорил: — У нее прекрасное тело, нежная белая кожа, а особенно мне запомнились родинки под левой грудью и возле пупка. И даже шрам, который остался у нее на плече после удара Чечилии, меня возбуждает...
В следующую секунду Донато, зарычав от ярости, бросился на генуэзца и, вцепившись ему в горло, повалил на землю.
— Хороша моя месть?.. — прохрипел Нероне, пытаясь ослабить хватку противника.
Донато не заметил, что генуэзец, выворачиваясь, успел подтянуться к своему стилету. Но в ту секунду, когда рука Нероне уже почти коснулась оружия, сверху на нее наступила нога Бандекки, обутая в деревянный башмак. Генуэзец взвыл от боли, потом захрипел от удушья и, дернувшись, замер.
— Донато, оставь, ты его задушишь! — крикнула Бандекка, оттаскивая римлянина от поверженного противника. — Что между вами произошло? Что тебе сделал этот монах?
— Он не монах. — Донато поднялся с пола, тяжело переводя дыхание. — Этот разбойник и головорез — мой давний враг. Он приехал в Кафу, чтобы меня убить.
— Я так и думала, что он притворяется монахом. Гляди, какой ловкий, дьявол: еще б немного — и дотянулся бы до своего стилета, а ты бы и не заметил. Я вовремя придавила его ручищу. Хорошо, что на мне сейчас твердые башмаки.
Она повертела ногой в деревянном сабо, какие горожане носили поверх кожаной обуви, чтобы защитить ее от уличной грязи.
— Ты молодец, Бандекка. Получается, что ты спасла мне жизнь...
— Конечно. — Она улыбнулась и погладила его по щеке. — Ты же знаешь, я на все ради тебя готова. Однако же, — тут она озабоченно глянула в сторону распростертого тела, — боюсь, как бы ты его не убил. Что-то он совсем не шевелится.
Бандекка присела рядом с Нероне, провела рукой по его лицу, приложила ухо к груди, потом поднялась и сокрушенно пробормотала:
— Так и есть... бездыханный. Ты его насмерть удавил. И за что ты на него накинулся с такой яростью?
— Было за что, — стиснув зубы, пробормотал Донато. — Он говорил мерзости о моей жене.
— О твоей жене? — Бандекка криво усмехнулась. — Да, конечно! Твоя невинная голубка Марина! Никто не смеет сказать о ней дурного слова! А тебе не приходило в голову, что, может быть, она не так уж и невинна?
— Замолчи... не надо об этом, — глухо сказал Донато и, отвернувшись, ударил кулаком по стене.
— Ладно, не буду. Однако же из-за твоей ярости в моей гостинице появился покойник. Я не хочу, чтобы о «Золотом колесе» шла дурная слава. Если уж этот генуэзец убит, то пусть его труп найдут не у нас, а в другом месте. — Бандекка озабоченно выглянула за дверь. — Надеюсь, никто не видел и не слышал, что здесь произошло. Хорошо, что слуг я сегодня отослала, а постояльцев сейчас немного. Кстати, к этому фра Бернардо совсем недавно приходила какая-то странствующая монахиня. Ты ее тут не застал?
— Да, у него была женщина. Я потому сюда и вошел, что услышал ее крик. Он то ли бил ее, то ли душил. Когда я появился, она убежала.
— Да, нескладный получился вечер... Хорошо, что эта монахиня убежала и не увидела, чем тут дело закончилось. Ну, вот что, Донато, надо побыстрее избавиться от покойника. Сейчас уже темно, мы можем незаметно вынести его со двора и бросить возле моста через ров.
— Хорошо, так и сделаем. Но я ведь шел сюда, чтобы встретиться с Лукино Тариго. Он ждет меня, наверное. Надо бы его позвать, он нам поможет.
— Не надо никого звать, — поспешно заявила Бандекка. — Зачем лишние свидетели? Потом, после поговорим о Лукино. А сейчас заверни этого покойничка поплотней и тащи, а я пойду рядом, буду следить, чтобы никто нас не увидел.
Бандекка сдернула с кровати грубошерстное одеяло и накинула его на генуэзца. Наклонившись, Донато поднял с пола оброненную Нероне цепочку Марины.
Скоро Донато вышел из каморки, неся на плече завернутое тело, которое издали можно было принять за бесформенный куль. Бандекка шла рядом, зорко поглядывая по сторонам. Было уже темно, но фонарь она не зажигала, чтобы не привлечь внимания случайных прохожих.
Они вышли через задние ворота постоялого двора на безлюдную в этот час улицу, которая упиралась в один из крепостных рвов. Именно здесь, на небольшом пустыре возле рва, и решено было оставить тело Нероне. Место это было темное, глухое, и никого бы не удивило, если б именно здесь утром нашли какого-нибудь убитого в драке незнакомца — тем более приезжего.
Когда Донато, сбросив тело генуэзца на землю, брезгливо отряхнул руки, Бандекка еще раз настороженно огляделась по сторонам и удовлетворенно заметила:
— Ну, кажется, все сошло благополучно, никто нас не видел.
Ни она, ни Донато даже не догадывались, что из тьмы позднего вечера за ними кто-то неотступно наблюдает.
Между тем Зоя, убежав из «кельи» лжемонаха, не удалилась от «Золотого колеса» на большое расстояние. Вначале, притаившись у ближайшего городского фонтана, она отдышалась и пришла в себя, а уже через несколько минут стала лихорадочно искать выход из того плачевного положения, в котором оказалась. Ведь, переоценив свои силы в поединке с хитрым противником, она не только не выполнила данное Марине обещание, но еще и выдала подругу ее врагу, и теперь он будет страшен и опасен вдвойне. Стало быть, теперь и ей, Зое, нечего даже рассчитывать на благодарность Марины, а надо еще и самой опасаться злодея, который несколько минут назад чуть ее не придушил. Одно было утешение — что все-таки она осталась жива благодаря чудесному вмешательству провидения, пославшего ей неожиданного спасителя. Зоя перекрестилась и вдруг отчетливо вспомнила лицо мужчины, пришедшего ей на выручку. Конечно, в тот момент, когда он распахнул дверь «кельи», Зоя находилась в полуобморочном состоянии, но все же разглядела его лицо и расслышала, что душитель выкрикнул: «Донато!» Теперь Зоя была почти уверена, что уже где-то видела этого Донато — может быть, в Кафе, а может — в Суроже. У него была слишком видная наружность, чтобы не запомнить. Странно, что имя его — Донато, как и у мужа Марины. И тут Зое пришло в голову, что ее неожиданный спаситель и есть Донато Латино. Ей захотелось немедленно проверить, так ли это, но страх побуждал ее к осторожности, не позволяя действовать напрямик.
