– Какое это имеет отношение к тому, о чем мы с тобой разговаривали? – удивилась миссис Стюарт. – Подумать только, как скачут твои мысли!
Однако Фрэнсис совсем так не считала. Ей казалось, что две эти вещи связаны между собой хотя бы потому, что позволяют надеяться на доброту и справедливость даже в том суровом и жестоком мире, в котором они жили. Однако вскоре она уже забыла об этом.
– Ее Величество, наверное, хочет убедиться в том, что Карл женится на католичке. Да, у нее там будет много дел. Две женитьбы и деньги, – подытожила Фрэнсис не слишком почтительно. – Что вас так удивило, мадам? Вам интересно, откуда мне известно про деньги? Генриетта мне все рассказала о состоянии своей матери, которое было полностью конфисковано при Протекторе. Теперь королева надеется получить компенсацию, потому что они полностью разорены.
В это время миссис Стюарт, разложив на спинке кресла старую, потертую накидку вдовствующей королевы, отороченную собольим мехом, рассеянно поглаживала ее рукой.
– Не только королева Генриетта-Мария потеряла свои дома, – сказала она медленно и с видимым трудом. – Тебе принцесса что-нибудь говорила про наши дела?
Фрэнсис, уже стоя в дверях, уставилась на мать.
– Про наши дела? Нет, ничего. Вы имеете в виду наш дом?
– Наверное, Генриетта ничего не знала. Я и сама только недавно услышала. Его забрали, и там жили солдаты. Все лучшие комнаты разрушены, а ковры и портреты украли. А потом, уже после смерти Кромвеля, дом сгорел. Может быть, несчастный случай.
Помимо своей воли Фрэнсис повернулась, чтобы посмотреть на картину, которая так часто поддерживала ее в трудные минуты изгнания.
– Значит, его больше нет, – горестно сказала она.
– Когда генерал Монк приезжал из Шотландии, он говорил Проджерсу, что остались одни руины. Это я и имела в виду, когда говорила, что у других девочек есть дома, куда они могут вернуться.
Несмотря на то, что это известие потрясло Фрэнсис, первая ее мысль была о матери. Подбежав к ней, она обняла и поцеловала мать и вместе с ней принялась горестно разглаживать жалкий, потертый мех.
– Вы должны были сказать мне об этом, – мягко упрекнула она миссис Стюарт. – Я постаралась бы успокоить вас, вместо того чтобы острить и приносить вам дополнительные волнения.
– Теперь, когда не стало твоего отца, меня мало волнует, есть у нас дом или нет.
Миссис Стюарт была очень грустна, но участие и нежность дочери приносили ей явное облегчение.
– Ведь вы жили в этом доме после замужества, и он не может ничего не значить для вас. Папа часто показывал мне аллею, по которой вы вместе прогуливались. И то место в саду, где вы выращивали целебные травы. Папа всегда гордился тем, что вы прекрасная хозяйка. Во мне ничего этого нет, я такая неумелая, никчемная, совсем не домовитая девчонка! Дорогая maman, позвольте мне остаться с вами, мы тихо поживем вместе до возвращения Ее Величества. Я помогу вам с Софи и с Вальтером. Я обещаю вам. Я постараюсь не быть такой легкомысленной.
– Я только не хотела бы, чтобы ты стала менее веселой… Это будет все равно что посадить птицу в клетку, – улыбнулась миссис Стюарт, радуясь своей близости со старшей дочерью и чувствуя себя более счастливой, чем когда-либо в последнее время.
Однако после того, как мать вышла из комнаты, Фрэнсис надолго задержалась перед картиной, охваченная одним-единственным желанием – создать свой собственный уютный дом, и в этом ее стремлении было что-то общее с потребностью маленькой Софи одевать своих кукол.
Она была достаточно умна, чтобы понять, что в желании иметь свой собственный дом проявляются лучшие качества ее характера и что, подобно другим бесценным чувствам, оно должно быть глубоко и надежно спрятано, скрыто за легкомыслием и веселым смехом. И неожиданное волнение прервало ход ее мыслей…
Устав от домашних дел и чувствуя себя бесконечно одинокой, Фрэнсис уснула в тот вечер в слезах. А на следующий день она твердо решила, что ее хорошенькая головка никогда больше не повернется в сторону той злополучной картины, которую она так любила прежде.
Вместо того, чтобы предаваться горестным размышлениям, она принялась считать недели до возвращения королевы и подыскивать подходящий наряд, чтобы выглядеть на свадьбе Генриетты достойной фрейлиной Она сгорала от любопытства, предвкушая рассказы о том, что происходит при английском Дворе после Реставрации.
Однако, когда королева и ее спутники вернулись в Шато де Коломб, все они были в глубоком трауре в связи с кончиной двадцатисемилетней Мэри, которая так же, как и ее родной брат Генрих, умерла от оспы.
– Ей устроили кровопускание и заставили выпить пиво, отчего она потеряла сознание, – говорила Генриетта. – Но я уверена, что ваш умный отец сумел бы вылечить ее.
Фрэнсис и мадам де Борд помогали принцессе раздеться, чтобы она могла немного отдохнуть в постели после изнурительного путешествия.
– Она умерла накануне Рождества, и нам не пришлось отпраздновать его en famille,[24] хотя мы все на это надеялись.
– Ваше Высочество, вы присутствовали при ее кончине? – спросила преданная Мари де Борд, беспокоясь о том, не заразилась ли Генриетта от сестры.
– Нет, madame. Maman отправила меня в Сент-Джеймский дворец, хотя за себя она совсем не волновалась.
– Сперва бедняжка принцесса Елизавета умерла в заточении, потом ваш младший брат и вот теперь… – сочувственно произнесла Фрэнсис, поправляя принцессе подушки.
При встрече, в присутствии Генриетты-Марии, погруженной в молчаливую скорбь, Фрэнсис не рискнула ни о чем расспрашивать принцессу, но не сомневалась, что она все расскажет сама. Так оно и вышло: несмотря на усталость, Генриетта была готова отвечать на вопросы и рассказывать.
– Вам не следует думать, что смерть Мэри такая же потеря для Ее Величества, – сказала она и попыталась улыбнуться. – Что касается моей несчастной сестры Елизаветы, я вообще никогда не видела ее, а с Мэри мы были едва знакомы.
– Но все-таки вы хоть немного успели познакомиться сейчас? Я все время радовалась, что и вы наконец узнаете, как хорошо иметь сестру. Я-то это прекрасно знаю.
– Дорогая Фрэнсис, по правде говоря, я почти не видела ее. По рассказам Карла, который был в восторге от того, как она принимала его в Голландии, я представляла себе Мэри красивой и веселой, как вы. И я всегда завидовала ей, потому что она единственная из нас всех смогла действительно помочь Карлу. Но на деле…
Генриетта прекрасно знала, что в их доме стены имеют уши и ничего нельзя сохранить в тайне. Поэтому она посмотрела в ту сторону, где, скрытая пологом кровати, ее горничная раскладывала новые драгоценности, и, понизив голос, договорила:
