Слуги застыли в боязливом любопытстве, однако полоумная особа и не думала выказывать страх. Нет, она бесстыдно уставилась на него лучистыми фиалковыми глазами. Глазами ведьмы! Вчера он не заметил их странного сияния. Может, они бывают такими от ревматической старости, как у его бабушки перед смертью? Конечно, так оно и есть.
Ее холодная спесь невероятно его раздражала. Это, а еще необъяснимое, но бесспорное притяжение к пожилой женщине. Проклиная себя, он крепко схватил ее за руку и потащил назад в башню, не обращая внимания на бешеные протесты.
— Садись! — гаркнул Эйрик, когда они вошли в маленькую комнатку без окон, ютившуюся под лестницей, сбоку от большого зала. Здесь было темно и пыльно. Он зажег свечу, но мало что увидел, если не считать толстого слоя грязи и копоти, покрывавшего все предметы. Идит явно не успела сюда добраться. Проклятье! Чем тут занимались его слуги эти два года, что он отсутствовал?
Идит с глухим ворчанием потерла руку в том месте, где он схватил ее. Затем вытащила из-за пояса маленький шарфик и размашистыми движениями стряхнула пыль со стула, прежде чем чинно на него присесть. Он отметил, что она упорно отворачивала лицо и то и дело поправляла обруч на голове, словно не желала, чтобы он слишком пристально смотрел на нее. Несомненно, из-за своей безобразной внешности. Под его строгим взглядом она опустила глаза, но не от покорности, как подумалось ему.
Эйрик несколько раз чихнул от пыли. Видимо, Идит ее намеренно взбила, просто чтобы ему досадить. Он сверкнул на нее глазами, взяв на заметку еще одну причину, чтобы ее недолюбливать.
Идит старалась принять независимый вид, хотя и ерзала на стуле под хмурым взглядом Эйрика. Затем вспомнила, что он считает ее пожилой, и слегка сдвинула на лоб обруч, чуть сгорбила плечи и повернула в сторону лицо, чтобы оно не было открыто его прямому взору. Еще и незаметно вытащила из-под плата тоненькую прядь намазанных салом волос, чтобы напомнить ему про свою «седину». Робко скосив глаза, убедилась, что ее внешность крайне не нравится ему, и поняла, что пока все идет как надо.
— Как ты посмела командовать моей дворней? — сердито спросил Эйрик. — Таким своеволием ты оскорбила меня и мой дом.
— Я вовсе не намеревалась как-то обидеть тебя, милорд. Поверь мне, это правда. Просто я не умею сидеть без дела. И когда увидела, что слуги злоупотребляют твоей снисходительностью, то подумала… ну, часто женщины замечают такие вещи скорей, чем мужчины. А поскольку ты долго отсутствовал…
— И все-таки ты не у себя дома.
Идит внезапно осознала, какими неуместными показались ему ее действия, и на душе у нее заскребли кошки. Неужели в своей постоянной борьбе за независимость она потеряла всякие представления о том, как подобает себя держать?
Не без труда Идит проглотила свою гордость.
— Теперь я понимаю, что действовала неуместно… — сказала она смиренно и тут же сорвалась: — Но как ты мог есть пищу, которая готовилась на такой грязной кухне? Или ходить по подстилке, усыпанной испражнениями животных, костями и гниющей пищей? Или… или спать в постели, буквально кишащей насекомыми?
Идит с торжеством увидела, как Эйрик поморщился от ее резких слов. Казалось, он хотел что-то возразить, но не стал. С вызовом вздернув подбородок, он отрубил:
— Как я сплю, тебя не касается.
Внезапно Идит почувствовала безнадежность своей миссии. Напрасно она воспрянула духом после того, как он попросил ее задержаться на ночь. Поднимаясь, она сухо сказала:
— Ты прав. Мне не следовало вмешиваться. А сейчас я возвращаюсь в Соколиное Гнездо. Прости, что причинила тебе неудобства.
Эйрик положил ладонь на ее плечо и снова усадил на место.
— Подожди, давай обсудим дело, — спокойно произнес он и протянул ей чашу с вином.
— Так рано? Нет. Я еще не завтракала.
— Как и все остальные в моем замке, насколько я понял, — миролюбиво пошутил он.
— И ты предпочел бы получать еду из грязной кухни? Тысяча чертей! Вши просто плясали в волосах твоей поварихи.
Раздражение вспыхнуло в голубых глазах Эйрика, но выражение лица оставалось бесстрастным.
— Следи за своим языком, женщина. Не подобает так говорить леди твоего положения.
Идит обиделась на его слова. По правде говоря, она слишком долго общалась с купцами и слушала их грубые речи, но не каяться же в этом перед каким-то жалким рыцарем.
— Ты затащил меня в эту комнату, чтобы обсудить, как я говорю? Если да, то мне будет лучше покинуть твое общество, поскольку у меня есть вещи поважнее.
— Слишком ты остра на язык, миледи, — произнес он с усмешкой. — Большинству мужчин такое в женщине не по вкусу. Видно, ты из-за этого и не вышла до сих пор замуж.
Идит скрипнула зубами и метнула в него злой взгляд.
— Я не вышла замуж, — процедила она, — потому что не хотела. Многие женщины довольны своим одиночеством, вопреки высокомерным утверждениям мужчин.
— И тебе не хотелось выйти замуж за Стивена?
Идит вся сжалась от его прямого вопроса. Эйрик закрутил кончик уса двумя пальцами, глядя на нее словно коршун. Она заметила, что он весь обратился во внимание.
— Я считаю твой вопрос грубым, нескромным и…
Эйрик выставил вперед руку, останавливая поток ее слов:
— Нет, вопрос вполне разумен для будущего жениха.
Глаза Идит удивленно распахнулись. Она-то думала, что у них уже ничего не получится. Жарко покраснев, она принудила себя заговорить о том тягостно интимном, что ей почти удалось забыть:
— Да, мне хотелось выйти замуж за Стивена из Грейвли, такой уж была дурой.
— А он обещал жениться на тебе?
— Да, обещал… пока не получил того, чего добивался.
— А что это было?
Идит резанула его острым взглядом, ясно дающим понять, что даже ему не пристало быть таким уж безмозглым. Она откинулась на спинку стула, скрестила на груди руки, — и тотчас же об этом пожалела, когда глаза Эйрика, привлеченные ее жестом, остановились на ее, казалось бы, плоской груди. С возгласом досады она уронила руки и, глядя ему прямо в глаза, сказала:
— Он хотел моего тела. — В ответ на скептическое выражение его лица она добавила, пожимая плеча ми: — В те дни у меня было тело, вызывающее похоть.
Он засмеялся. Она вспыхнула.
— А ты тоже испытывала к нему похоть?
Идит ахнула. Поистине беседа зашла слишком далеко. Она крепко сжала губы, чтобы остановить бранное слово, которым ей хотелось запустить в него. Затем стыд захлестнул ее, и она тихо, с горечью призналась:
— Я ошибочно приняла похоть за любовь. Однако вскоре мне пришлось жестоко за это поплатиться.
— Как же? — настойчиво допрашивал Эйрик, и лицо его стало напряженно-внимательным.
